Королевство грез
Шрифт:
— Вы себя плохо чувствуете? — спросил он, оглядывая ее прищуренными глазами.
— Нет, — солгала Дженни. — Просто устала. Вассальную присягу принимали в большом зале, где собрались все феодалы Ройса. Почти целый час Дженни стояла с Катариною, Бренной, сэром Стефаном и другими, наблюдая, как каждый вассал Ройса подходит к нему в свой черед. В согласии с древней традицией каждый опускался пред ним на колено, вкладывал обе руки в ладони Ройса, покорно склонял главу и клялся в верности. Сей акт повиновения нередко изображался на портретах высокопоставленных дворян с их подданными, и сюжет моментально
— Это, наверное, весьма унизительная процедура, — Так и должно быть, — заявил лорд Мельбрук, явно не разделяющий неблагоприятного мнения жены. — Впрочем, стоял же я точно в такой самой позе перед королем Генрихом, стало быть, это не столь уж позорно, как вам, леди, кажется. Однако, — оговорился он после минутного размышления, — возможно, все выглядит несколько иначе, когда вы — дворянин, преклоняющий колена перед государем.
Как только последний феодал, встав на колени, принес присягу, Дженни тихонько извинилась и проскользнула наверх. Не успела Агнес помочь ей переодеться в ночные одежды из мягкого белого батиста с вышитыми розовым шелком розами, как в дверь спальни, постучавшись, вошел Ройс.
— Я спущусь к леди Элинор узнать, не требуюсь ли ей, — доложила Дженни Агнес и присела в поспешном реверансе перед Рейсом.
Сознавая, что батистовая рубашка почти прозрачна, Дженни схватила бархатный серебристый купальный халат и быстро накинула на себя. Ройс не усмехнулся над этим стыдливым жестом, не поддразнил ее на сей счет, как обязательно сделал бы в счастливые времена, и Дженни отметила, что красивое лицо его осталось совершенно бесстрастным.
— Я хочу поговорить с вами, — спокойно начал он, пока она завязывала халат. — Во-первых, о кокардах, которые вы вручили крестьянам…
— Если вы сердитесь из-за этого, я не стану вас упрекать, — честно сказала Дженни. — Я должна была сперва посоветоваться с вами или с сэром Альбертом. Тем более что раздавала их от вашего имени. Но вас в то время не оказалось, а я… я не люблю сэра Альберта.
— Я далек от того, чтоб сердиться, Дженнифер, — вежливо проговорил он. — И после турнира сменю Пришема. Собственно, я пришел сюда поблагодарить вас за то, что вы столь мудро разрешили эту проблему. А больше всего я благодарен вам за то, что не выказали перед моими крепостными своей ненависти ко мне. В сущности, вы совершили прямо противоположное. — Он взглянул на дверь, в которую только что выскочила Агнес, и иронически заметил:
— Никто больше не крестится, проходя мимо меня. Даже ваша горничная.
Дженни, не имевшая понятия, что он подмечал это прежде, не смогла найтись с ответом.
Он поколебался и сообщил, презрительно скривив губы:
— Ваш отец, ваш брат и трое других Мерриков по очереди вызвали меня завтра на поединок.
Почти осязаемое ощущение его присутствия, терзавшее Дженни с той самой минуты, как Катарина отметила устремленный на нее нежный взгляд Ройса, исчезло при следующих его словах:
— Я принял вызов.
— Естественно, — бросила она с нескрываемой колкостью.
— У меня не было выбора, — натянуто объяснил он. — Я получил особое распоряжение своего короля не уклоняться от поединков с вашими родичами.
— У вас будет весьма нелегкий день, — отозвалась она, пронзая его ледяным взглядом. Все знали, что Шотландия и Франция выставляют от себя двух своих первых рыцарей, с которыми Ройс завтра тоже должен сразиться. — Сколько всего вызовов вы приняли?
— Одиннадцать, — безразлично ответил он, — вдобавок к турниру.
— Одиннадцать, — повторила Дженни уничижительным тоном, полным разочарования и бесконечного горя от его предательства. — Обычное дело. Как я понимаю, вам надобно проявить вчетверо больше жестокости, чем другим, чтобы почувствовать себя храбрым и сильным?
Кровь отхлынула от его лица.
— Я ответил лишь на те вызовы, принять которые мне особо приказано. И отклонил больше двух сотен других.
Десятки саркастических замечаний готовы были сорваться с ее губ, но Дженни просто смотрела на него и чувствовала, что в ней все умерло. Ройс повернулся, чтобы уйти, но попавшийся вдруг на глаза Дженни кинжал Уильяма, лежавший на сундуке у стены, вселил в нее почти отчаянное желание оправдать действия своего погибшего брата. Когда муж ее потянулся к ручке двери, она заговорила:
— Я все думала, вспоминала и поняла, что Уильям мог вытащить кинжал не потому, что собирался пустить его в ход, а из предосторожности, оставаясь наедине с вами в зале. А может быть, ради моей безопасности. В тот миг было ясно, что вы гневались на меня. Но он никогда не попытался бы напасть на вас… со спины… никогда.
Это был не упрек, а утверждение, и хотя Ройс не оглянулся и не посмотрел на нее, она видела, как плечи его поникли словно от боли.
— В тот вечер, когда это произошло, я пришел к такому же заключению, — скрепя сердце проговорил он, чувствуя огромное облегчение, сумев наконец открыться. — Я краем глаза заметил направленный в спину кинжал и действовал инстинктивно. Мне очень жаль, Дженнифер.
— Спасибо, — страдальчески вымолвила она, — что не пытаетесь убедить ни меня, ни себя, будто он был убийцей. Так нам — вам и мне — будет гораздо легче…
Голос Дженни прервался; она пыталась представить, что ждет их впереди, но могла думать только о том, что у них было когда-то… и что они потеряли.
— …будет легче вежливо обращаться друг с другом, — горестно заключила она.
Ройс испустил прерывистый вздох и оглянулся.
— Это все, что вам теперь от меня нужно? — спросил он хриплым от переживаний голосом. — Вежливое обращение?
Дженни кивнула, потому что не могла говорить, И потому, что почти поверила увиденной в его глазах боли… боли, превосходившей даже ее собственную.
— Это все, что мне нужно, — удалось ей в конце концов вымолвить.
На шее Ройса запульсировала жилка, словно он пытался еще что-то сказать, но только коротко кивнул. А потом ушел.
Как только за ним захлопнулась дверь, Дженни припала к колонке кровати, и из глаз ее горячим потоком хлынули слезы. Плечи тряслись от жестоких судорожных рыданий, с которыми нельзя было больше бороться — они сами рвались из груди; она обвила колонку руками, но ноги уже не держали ее.