Королевы бандитов
Шрифт:
– Эй, зато я помогла Радхе, окей? Она нашла себе того кришнаита и уехала с ним жить в бунгало под Ахмадабадом [101] . Это моя заслуга, а меня не только на свадьбу не пригласили, даже спасибо не сказали!
Гита закатила глаза:
– Я понимаю, к чему ты клонишь. Да, ты эмоциональный тиран, но хотя бы не распускаешь руки, как та муккабаз. Ты ведь ни разу в жизни никого не ударила, верно?
– Никого! Я даже подзатыльник Архану дать не могу, когда он безобразничает. Вот кто эмоциональный тиран – как посмотрит
101
Ахмадабад – город в штате Гуджарат, один из крупнейших в Индии.
– Интересно, от кого он понабрался…
– Ага, только ему бы еще не помешало унаследовать мою выдержку и стойкость. Мальчишка – размазня. Он понятия не имеет, что такое голод.
– Я думала, родители всегда желают своим детям самого лучшего.
Салони провела пальцем по ободку чашки.
– Да, верно. И я желаю. Но еще я хочу, чтобы сын многому научился. Страдания придают сил, из них нужно черпать энергию. Я не хочу, чтобы Архан страдал ради страданий, но он должен знать, что такое… как сказать?.. нужда.
– Так научи его этому.
– Ну да, при такой-то бабушке? – хмыкнула Салони. – Без вариантов. Моя свекровь считает, что ее маленький юварадж [102] должен получать все, что пожелает и когда пожелает. Знаешь, она наняла клоунов на празднование его дня рождения. А для бедной Апарны только стол накрыли… Так, я потеряла нить. О чем мы говорили?
– О том, что твои подпевалы хотят, чтобы я убила человека.
– А, точно. Я, собственно, из-за этого и пришла к тебе.
102
Принц (хинди).
– О нет! – Гита изобразила крайнее удивление. – Неужели не для того, чтобы вручить мне горшок со всякой «мелочью»?
– Эй! Там очень даже недешевые браслеты…
– Салони!
– Знаю-знаю, ты переживаешь из-за Даршана.
– А ты нет? Как вообще вышло, что в этой деревне все так запросто стали относиться к убийствам?
– Мужчины каждый день совершают против нас миллионы преступлений похуже убийств, а никто и бровью не ведет.
– Мы не грам панчаят [103] , чтобы решать судьбу людей.
103
Деревенский совет (хинди).
– Ты уверена? Мы не собираемся творить произвол. Это будет справедливая кара, Гита, приговор, вынесенный за преступления. Карма. – Салони торжественно простерла руки к небесам. – Мы исполнители кармической воли.
– Карма должна настигать человека в следующей жизни, а не в этой.
Салони опустила руки:
– Какая ты зануда!
Но Гита не обратила внимания на этот выпад, занятая своими размышлениями:
– Знаешь, самки обезьян бонобо объединяются в группы, чтобы защищаться от самцов. Карма тут ни при чем, это естественный порядок вещей.
– Чего-чего? – уставилась на нее Салони. – Гита, хватит валять дурака, мы должны действовать быстро, если хотим привлечь близнецов на твою сторону. Даршан, в отличие от Самира, не пьет, так что нужно придумать другой способ.
– Ты что, не понимаешь? После смерти Самира прошло слишком мало времени. Мы не можем убить Даршана никаким способом, потому что это в любом случае вызовет подозрения.
– Он жрет масло тоннами. У него вполне может приключиться сердечный приступ.
– Окей, тогда скажи Прити, чтобы закормила его маслом до смерти.
– Слышала историю? – Салони прошлась по комнате, рассеянно провела пальцем по рабочему столу Гиты, переставила миску с черными бусинами. – В прошлом году в Керале несколько девочек-подростков вместе покончили с собой. Учитель математики ставил им заниженные оценки, и они не вынесли такого стыда. Они оставили предсмертную записку и отравились плодами «дерева самоубийц».
– Какой кошмар, но…
Салони сделала еще один глоток из жестяной чашки.
– Некоторые не поверили официальной версии, – продолжила она. – Некоторые думают, что девушек убили, чтобы они не рассказали о домогательствах того учителя математики. И что записка была поддельная.
Гита присела на краешек кровати:
– О Рама! Это ужасно.
– Еще бы. Но обрати внимание: четыре четырнадцатилетние девчонки умерли одновременно от инфаркта. Это выглядело именно так, потому что яд «дерева самоубийц» невозможно обнаружить при вскрытии. Банальный сердечный приступ. Единственным подозрительным обстоятельством было… э-э… количество единовременных сердечных приступов. И общая предсмертная записка, конечно. В противном случае вывод был бы однозначным: обычный, простейший, скучнейший, старый добрый инфаркт.
– Салони, блин, эти твои истории…
– Знаешь, семья Самира владеет домом, в котором сейчас живет Фарах, сколько я его помню. Когда мы были детьми, брат Самира однажды пригласил меня туда позаниматься. Ну, понимаешь, «позаниматься»? Сопливый извращенец пытался ко мне приставать. Они все только об этом и думали, сама знаешь. В общем, я его отлупила, и он уяснил урок. А потом мы играли у них на заднем дворе, окруженном очень симпатичной живой изгородью. Я до этого ничего подобного в глаза не видела – не только живых изгородей, но и нормальных огороженных дворов, потому что мы жили как нищие, ты в курсе. Так вот, у них там росли деревца с красивыми белыми цветами и плодами, похожими на манго. – Она вдруг рассмеялась. – Ты же помнишь, что я в те времена хомячила все, до чего могла дотянуться, потому что вечно была голодной. И те «манго» хотела схомячить, но брат Самира меня остановил – сказал, что они ядовитые. Деревья он назвал «понг-понг». Миленько, правда? В наших краях они редко встречаются, но в Керале таких полно. И называют их там…
– «Деревья самоубийц», – докончила за нее Гита.
Салони прищелкнула языком, а затем, вытянув указательный и большой пальцы, направила на Гиту воображаемый пистолет:
– В яблочко!
Гита так разозлилась на себя, что уже не думала о Даршане. Она не могла продолжать спор о том, что нельзя убивать людей, – в голове вихрем закружились мысли о напрасно потраченных усилиях на то, чтобы помочь Фарах избавиться от Самира. Это же надо было бродить по мусорной свалке, мотаться в Кохру, вламываться ночью в школу, когда идеальный яд все это время был у Фарах на ее чертовом заднем дворе! Она, Гита, всегда была сообразительной, а тут действительно выставила себя круглой дурой. И сейчас ее гордость была задета сильнее, чем моральные принципы.