Короли блефа

Сухов Евгений Евгеньевич

– А прислуга? – поинтересовался Сева.

– Я отпустила ее до понедельника…

– Выходит, встретить вас дома будет некому? – раздумчиво произнес Всеволод Аркадьевич.

– Ну… Да. Некому.

– Тогда я поеду с вами.

– Но…

– Никаких «но», – безапелляционно произнес Долгоруков. – Я привык любое дело доводить до конца, если за него взялся. Не бросать же вас сейчас одну. Вот доедем до вашего дома, я вас в него отнесу, вызову врача, он вас осмотрит, скажет, что делать, и тогда…

– Вы очень добры…

– Таким создали меня родители, – шутливо произнес

Всеволод Аркадьевич, усаживаясь напротив. – Ну что, поехали?

– Поехали, – ответила женщина и улыбнулась: – А как зовут моего спасителя?

– О, прошу прощения, сударыня, я должен был сделать это много раньше, – несколько смущенно произнес Сева. – Итак, разрешите представиться: Всеволод Аркадьевич Долгоруков. Не князь, – добавил он.

– Ксения Михайловна Морозова, – сказала, в свою очередь, мадемуазель и добавила: – Не боярыня.

Они рассмеялись.

Новая знакомая положительно все более и более нравилась Всеволоду Аркадьевичу. Она не кокетничала, не жеманилась, не строила из себя Снежную королеву, и вела себя естественно и непринужденно, полностью противореча дутому светскому правилу «не казаться, но быть». Это и подкупало, и притягивало. К тому же какое-то магнетическое обаяние, присущее этой женщине, просто приковывало взгляд, а затем и мысли…

– Вы, кажется, не местный? – первой нарушила она молчание, наступившее после того, как они познакомились. Всеволод Аркадьевич не хотел вести пустые разговоры; дескать, зима нынче какая снежная (или холодная) и «не читали ли вы последний роман Александра Дюма-сына»? С этой женщиной надлежало вести совершенно иные разговоры, но какие – этого Долгоруков покуда не знал…

– Нет, – ответил Сева. – А вы?

– Я тоже, – ответила Ксения Михайловна, и легкая тень набежала на ее лицо. Но она быстро справилась с собой и мило улыбнулась своему попутчику: – А чем вы занимаетесь, Всеволод Аркадьевич? Ну, в жизни? Кроме того, что носите раненых женщин на руках?

– Торгую недвижимостью, – не задумываясь, ответил Долгоруков. Потому что это была правда. Ну, или почти правда.

– И что, это занятие приносит достаточный доход? – спросила она, немного странно посмотрев на Севу.

– Не жалуюсь, – слегка растерянно ответил Всеволод Аркадьевич, не поняв значения взгляда Ксении. Впрочем, стоит ли понимать все их взгляды и слова? Их – это женщин. Ведь все равно самая недалекая из них, ежели захочет, обведет вокруг пальца самого умного из мужчин. Анализировать взгляды и слова женщин и делать после какие-то выводы – равно что гадать на кофейной гуще…

– Наверное, это жутко интересно, – задумчиво произнесла Ксения Михайловна.

– Да нет, обычное дело, как и любое другое. А вы чем занимаетесь? – Долгоруков попытался заглянуть в ее глаза, но она отвела от него взор и довольно охотно ответила:

– Да так. Хожу по магазинам, делаю покупки. Вышиваю или смотрю в окно… Еще вот газеты люблю читать.

– Вот как! – удивился Сева. – Газеты? А вы, сударыня, случаем, не эмансипатка?

– Нет, я не эмансипатка, – серьезно ответила Ксения Михайловна, по-прежнему избегая встречаться с Долгоруковым взглядами. – Хотя мне, как женщине,

близко и понятно стремление женщин иметь такие же права, какие имеют мужчины. И иметь возможность заниматься теми же делами, какими занимаются мужчины…

– То есть вы за равноправие полов? – спросил Всеволод Аркадьевич.

– В определенной степени.

– «В определенной» степени – это в какой? – проявлял большой интерес к вопросу о равенстве полов Долгоруков. – В большей или в меньшей?

– Женщины должны участвовать в выборе гласных, иметь право на высшее образование, то есть поступать не только в институты благородных девиц и на какие-то там курсы, но и в университеты. Женщины должны иметь право занимать разные государственные должности…

Ксения Михайловна немного распалилась, и ее щечки стали похожи на персики – их так и хотелось надкусить. Или хотя бы поцеловать…

– По-вашему выходит, женщины должны иметь и право на чины: статская советница, скажем, или генеральша от кавалерии, – несколько шутливо произнес Всеволод Аркадьевич.

– А почему бы и нет?! – В волнении Ксения даже привстала со своего места и тотчас поморщилась от боли.

– Согласен, полностью согласен с вами, – желая поскорее прекратить спор, произнес Долгоруков. – Что, больно?

– Немного, – ответила «не боярыня» Морозова и с благодарностью посмотрела на Севу.

Дом, который снимала Ксения Михайловна, оказался небольшим, если не сказать крохотным. Похоже, с достатком у мадемуазель было неважно, или она попросту жалела денег. Хотя, как решил про себя Всеволод Аркадьевич, это совершенно ей не подходило. Правда, домик с обязательным мезонином был весьма чистеньким и приятным для глаза, а маленький садик, прилегающий к нему с тыла, был довольно ухожен, что можно было заметить, несмотря на еще лежащий повсюду снег.

– Ну, вот, мы и дома, – сказала Ксения Михайловна, когда коляска остановилась возле небольших арочных ворот.

Долгоруков вышел из нее, дождался, покуда Ксения пересядет на самый край сиденья, и подхватил ее на руки. Она уже привычным жестом обхватила его за шею, и они прошли в ворота. По узкой тропинке, боясь оступиться и рухнуть вместе со своей ношей в снег, Всеволод Аркадьевич осторожно дошел до крыльца дома и мягко опустил Ксению на землю. Из ридикюля она достала ключ, открыла дверь, и они прошли в дом, причем Ксения Михайловна передвигалась самостоятельно, прыгая по-девчоночьи на одной ножке. Вообще, в ней было много этого девчоночьего, несмотря на то, что ей было не менее двадцати пяти лет. Это и восхищало, и умиляло одновременно.

В гостиной женщина почти бессильно повалилась на диван и расстегнула шубку.

– Уф, – произнесла она и весело посмотрела на Долгорукова. – Прибыли, наконец.

Сева помог ей раздеться, с удовольствием снял ботики, придерживая ножку Ксении за тонкую щиколотку, согрел чаю.

– Позвольте, я осмотрю ваше колено, – попросил он, когда чай был выпит.

– А вы понимаете в травмах? – Ксения снова посмотрела на него загадочно-непонятно, словно немного его побаивалась.

– Я два года учился на медицинском факультете, – соврал он.