Короли блефа

Сухов Евгений Евгеньевич

– Благодарю, благодарю, – почти по-театральному раскланивался председатель. Его глаза сияли, а улыбка растянулась до ушей. На Севу он смотрел теперь как на лучшего друга.

– Всеволод Аркадьевич, – услышал Долгоруков за своей спиной. Он оглянулся и увидел Скалона. Тот стоял, и на лице его – не может быть! – было заметно смущение. – Я прошу извинить меня за мой непозволительный тон. Ну, там, в курительной комнате.

– Пустое, – ответил Сева, у которого все же не получилось скрыть удивления. Человек, похитивший целое состояние у брошенной им женщины, как оказывается, умеет смущаться! И более того, приносит извинения за неуместно холодный тон!

–

Нет, не пустое, – не согласился с Долгоруким Скалон. – Воспитанный человек не должен так поддаваться неприятностям, чтобы срывать свое худое расположение духа на ни в чем не повинных людях. Так что, еще раз прошу принять мои извинения.

– Хорошо, – улыбнулся Сева. И быстро посмотрел на генерала: – Извинения приняты. А что, большие у вас неприятности?

– Немаленькие, – ответил Скалон.

– По службе? – посмотрел в сторону Долгоруков.

– Нет.

– Простите, если я затрагиваю неприятную для вас тему, – произнес Всеволод Аркадьевич. – Просто я по себе знаю, что становится легче, когда выговоришься. Перед кем-либо, даже просто перед малознакомым или вовсе незнакомым человеком.

– Я это тоже знаю, – кисло усмехнулся генерал. – Исповедаться перед малознакомым или вовсе незнакомым человеком даже легче. – Скалон вздохнул. – Однако дело в том, что тема моя… – Он чуть помолчал. – Не подлежит широкой огласке. Это было бы неправильно. Это… личное.

– Женщина? – как бы догадался Долгоруков.

– Да, – просто ответил Скалон. И снова замолчал.

Что-то похожее на симпатию к генералу шевельнулось в душе Всеволода Аркадьевича, но он тут же отогнал ее прочь. Симпатизировать фигуранту? Цели? Какая нелепость…

– Тогда понятно…

– Как ваши имущественные дела? – первым нарушил молчание Скалон, которому действительно было неудобно перед Долгоруковым за свою выходку в курительной комнате.

– Движутся, – ответил Сева и вдруг почувствовал, что вот он, момент, которого он ждал. И в который надлежит ковать железо, покуда оно горячо, то бишь брать быка за рога, ибо подобного случая, созданного самим объектом, по его воле и хотению, может более и не представиться. Поэтому Долгоруков быстро добавил: – И, надо сказать, неплохо. На днях я стал обладателем целой кипы ценных бумаг, но, поскольку проживаю в гостинице, то собираюсь пристроить их в какой-нибудь надежный банк. Нет, – извиняющимся тоном добавил Всеволод Аркадьевич и посмотрел на генерала взглядом честного человека, которому нечего скрывать что-либо от кого-либо, – я не боюсь, что бумаги могут из нумера пропасть. Просто, было бы правильнее держать их в банке. Правда, не знаю, в каком…

– Я могу посоветовать вам один весьма надежный банк, – заявил Скалон, довольный, что может оказать услугу Долгорукову и тем самым загладить свою вину за некоторую грубость в курительной комнате. – Я знаком с его управляющим, господином Холодовским, и сам держу в этом банке свои ценные бумаги. И пока не жалуюсь, – с улыбкой добавил он. – У них там есть особая комната с сейфовыми ячейками.

– Вот как? Очень любопытно.

– Весьма! Вы арендуете ячейку, кладете туда свои ценные бумаги, и вам дают от нее ключ. Их только два: один у вас, другой – у управляющего. Надежный, хороший банк, – заключил генерал.

– Да? – поднял брови Сева. – Я был бы вам очень признателен. Как же он называется?

– Это Волжско-Камский коммерческий банк, – сказал Скалон. – Он располагается на Петропавловской улице, в собственном доме управляющего Холодовского. Управляющего зовут Павел Семенович.

– Что ж, благодарю вас, – раздумчиво произнес Долгоруков. –

Я непременно воспользуюсь вашим советом.

Собственно, делать больше в клубе было нечего. Оставался сущий пустячок: изъять бумаги Ксении Михайловны из банковской ячейки Скалона в Волжско-Камском банке.

Только вот как это сделать?

Эта часть плана была еще не завершена.

Весь вечер Всеволод Аркадьевич проходил из угла в угол своего нумера и только к ночи придумал. Задуманное выглядело и опасно, и дерзко. Слишком вызывающе, чтобы получилось все гладко…

Глава 16

«Дело Скалона»

Казанская «Хитровка», иначе Мокрая слобода, встретила Севу уже знакомыми тупичками и закоулками, куда порядочному человеку, не владеющему финским ножом и без фомки в рукаве, лучше не забредать.

Почему же Всеволод Аркадьевич Долгоруков снова двинул сюда стопы?

Да потому, что для осуществления придуманного им плана нужен был четвертый человек.

Эх, славно подошел бы для предстоящего дела Кеша Симонов! Еще лучше – Огонь-Догановский. Но вот незадача: рядом их не было. Не было даже неподалеку. А для изъятия ценных бумаг из сейфовой ячейки Волжско-Камского коммерческого банка требовался еще один человек. Ох, как был нужен!

Этот человек должен был изображать инспектирующего чиновника крупного ранга, которого уже только из-за немалого чина уважали бы и крепко побаивались. Эдакий строгий и непреклонный финансовый инспектор, предположим, откуда-нибудь из городской управы, а еще лучше из канцелярии губернатора.

Поначалу Всеволод Аркадьевич хотел было пригласить на эту роль старого знакомого, бывшего актера Городского драматического театра Павла Лукича Свешникова, столь удачно изобразившего когда-то вальяжного представителя «Товарищества виноторговли К. Ф. Депре». Но прямо у самого входа в ночлежку, похожего скорее на нору, нежели на нормальный человеческий вход в здание, ему повстречался человек не первой и не второй молодости в штопаных панталонах и женской душегрее, из-под которой грязными лоскутами выглядывали остатки шикарного некогда сюртука. Человек вскинул на Долгорукова мутноватый взор и встал как вкопанный. Это был не кто иной, как Иван Николаевич Быстрицкий, бывший чиновник особых поручений при военном губернаторе Казани Ираклии Абрамовиче Баратынском. Быстрицкого сразила роковая любовь, и он совершил законопротивный проступок, похитив деньги из губернаторской канцелярии. После того как кража открылась, чиновник особых поручений был предан суду, по вердикту коего был лишен всех прав состояния и отправлен в Сибирь. После окончания срока заключения оказался здесь, в ночлежке Мокрой слободы, и два года назад «пробовался» на роль представителя «Товарищества виноторговли К. Ф. Депре». Прошел на эту роль, как известно, бывший актер Павел Лукич Свешников, но Всеволод Аркадьевич держал Быстрицкого «на примете», решив, что тот еще может пригодиться. И вот сей бывший чиновник буквально попадается Всеволоду по дороге. Разве это не судьба?

– Здрассьте, – оторопело произнес Быстрицкий, быстро сморгнув несколько раз.

– Здравствуйте, Иван Николаевич, – ответил Долгоруков и протянул для приветствия руку. – Позвольте узнать у вас, сударь, куда вы направляетесь?

– В гробы, – осторожно и почтительно пожимая руку Севе, ответил бывший чиновник особых поручений при казанском губернаторе.

– Вы не так уж скверно выглядите, чтобы отправляться в гроб, – улыбнувшись, отвечал Долгоруков.

– В трактир «Гробы», – поправился Иван Николаевич.