Короли и капуста (сборник)
Шрифт:
– Чепуха, точно так бы все и сложилось, – весело философствовал Боб Тидбол, – дороги тут ни при чем. Дело не в дорогах, дело в том, что у тебя внутри. От этого и зависит, как все сложится.
Акула Додсон встал и прислонился к дереву.
– Черт побери, ну как же мне жаль, что твоя гнедая сломала ногу, – проговорил он почти трагически.
– Да уж, – согласился Боб, – первоклассная кляча была. Но ничего, Боливар
Боб Тидбол сложил добычу в мешок, затянул его и туго завязал. Он поднял глаза и увидел, что прямо в лицо ему смотрит неподвижное дуло сорокапятикалиберного кольта в твердой руке Акулы Додсона.
– Брось баловаться, – сказал Боб с ухмылкой, – ехать пора.
– Не двигайся, – сказал Акула, – ты никуда не поедешь. Прости, Боб, но уехать может только один из нас. Боливар совсем выдохся, двоих он не вынесет.
– Мы с тобой партнеры, Акула. Уже три года, – тихо сказал Боб. – Вместе жизнью рисковали не раз. Я всегда к тебе относился по-честному, и я думал, что ты человек. Хотя слышал я о тебе всякое, будто ты кому-то стрелял в спину – дело темное. Но я не верил. Если ты пошутил – убери пушку и поехали отсюда скорее. А хочешь стрелять – стреляй, подлая тварь, стреляй, тарантул!
На лице Акулы Додсона было выражение глубокой печали.
– Ты и представить себе не можешь, – глубоко вздохнул он, – как мне жалко, что твоя гнедая сломала ногу.
И тут в одно мгновение лицо его преобразилось, теперь оно выражало холодную жестокость и неукротимую алчность. На краткий миг открылась душа этого человека, словно в окне респектабельного дома мелькнуло на миг лицо злодея.
Бобу Тидболу и впрямь не суждено было больше ездить. Грянул выстрел – смертоносный кольт сорок пятого калибра не дрогнул в руке вероломного друга. Грохот прокатился по узкому ущелью, отразился от скал и вернулся негодующим эхом. Невольный соучастник Боливар, которому не пришлось трудиться за двоих, стремительно уносил прочь с места преступления последнего из участников ограбления «Западного экспресса».
И вот когда Акула Додсон галопом несся через лес, деревья у него перед глазами вдруг словно растворились, рукоять револьвера каким-то образом превратилась в гнутую ручку кресла, седло почему-то задрапировалось, он открыл глаза – и увидел свои сапоги, но не в стременах, а покоящимися мирно на краю внушительного дубового стола.
Я имею в виду, что Додсон, совладелец маклерской фирмы «Додсон и Деккер» с Уолл-стрит, проснулся в своем кабинете. Прямо перед ним, не решаясь заговорить, стоял доверенный клерк Пибоди. Снизу доносился приглушенный шум колес, убаюкивающе жужжал вентилятор.
– Ой, Пибоди, – часто моргая сказал Додсон, – я, кажется, уснул. Приснились какие-то чудеса… В чем дело, Пибоди?
– Пришел мистер Уильямс, сэр. Из компании «Трейси и Уильямс». Он ждет в приемной. Он пришел рассчитаться за «Икс, Игрек, Зет». Если помните, он много потерял на этом деле.
– Да, помню. А как котируются эти акции сегодня?
– Один восемьдесят пять, сэр.
– Вот пусть и платит один восемьдесят пять.
– Простите, сэр, что говорю об этом, – начал Пибоди, заметно волнуясь. – Но я беседовал с мистером Уильямсом. Он ваш старый друг, сэр. Сегодня вы владеете почти всеми акциями этой компании. И я думал… может быть… то есть, вы, наверное, не помните – он продал вам свои акции по девяносто восемь. И если он теперь рассчитается по сегодняшней цене – он лишится всего, что у него есть. И вынужден будет продать свой дом.
В одно мгновение лицо Додсона преобразилось. Теперь оно выражало холодную жестокость и неукротимую алчность. На краткий миг открылась душа этого человека, словно в окне респектабельного дома мелькнуло на миг лицо злодея.
– Пусть платит по один восемьдесят пять. Боливар не вынесет двоих.
Вор и Томми
В десять часов вечера горничная Фелиция вышла через заднюю дверь вместе с полицейским, чтобы купить малиновое мороженое в лавке за углом. Полицейский был ей отвратителен, и вся эта затея вызывала в ней протест. Она высказалась в том плане, что можно было дать ей возможность подремать на третьем этаже над романом Сент Джорджа Рэтбоуна, но данный аргумент был отклонен. Малина и полицейские созданы друг для друга.
Вор проник в дом без труда – сами понимаете, в рассказе на 2000 слов должно быть меньше описаний и больше действия.
В столовой он открыл задвижку своего фонаря, достал ручную дрель и начал сверлить замок буфета с серебром.
Вдруг послышался щелчок. Комната залилась электрическим светом. Темные бархатные портьеры раздвинулись, чтобы впустить в комнату светловолосого мальчика восьми лет, одетого в розовую пижаму, с бутылкой оливкового масла в руке.
– Вы вор? – спросил он тоненьким детским голосом.
– Нет, вы послушайте! – воскликнул мужчина хриплым голосом. – Вор ли я? А зачем, спрашивается, у меня три дня не брита щетина, и зачем я надел кепку с наушниками? Давай скорее масло, я смажу сверло, чтобы не разбудить твою мамашу, которая прилегла, потому что у нее болит голова, и оставила тебя под присмотром Фелиции, а та не оправдала оказанного ей доверия.
– Ну вот, – вздохнул мальчик. – Я думал, вы будете более современным. Оливковое масло пригодится для салата, когда я принесу вам обед из кухни. А мама с папой уехали в Метрополитен послушать Де Резке. Тут я не виноват. Просто рассказ слишком долго не принимали в печать. Если бы автор был поумнее, он бы исправил фамилию Де Резке на Карузо, когда текст вычитывали в очередном журнале.
– Тихо ты! – зашипел вор. – Если поднимешь шум, я тебе шею, как кролику, сверну.
– Как курице, – поправил Томми. – Вы неправильно сказали. Кроликам шеи не сворачивают.
– Ты что, меня не боишься? – спросил вор.
– Вы же видите, что не боюсь, – ответил Томми. – Неужели вы думаете, что я не могу отличить правду от вымысла? Если бы это был не рассказ, я бы заорал как индеец, когда увидел вас. А вы бы скатились по лестнице вниз, и на тротуаре вас бы сразу сцапали!
– Так, – сказал вор, – вижу, что ты свое дело знаешь. Продолжай выступление.
Томми устроился в кресле и поджал ноги.
– Зачем вы грабите незнакомых людей, мистер Вор? Разве у вас нет друзей?
– Я знаю, куда ты клонишь, – мрачно нахмурившись, сказал вор. – Все та же старая история: твоя невинность и детская непосредственность вернут меня к честной жизни… Всякий раз, когда я забираюсь в дом, где есть ребенок, так и происходит.
– Не хотите ли посмотреть голодными, как у волка, глазами на блюдо холодной говядины, которое наш дворецкий оставил на столе в столовой? – спросил Томми. – Время уходит, знаете ли.