Короли и капуста (сборник)
Шрифт:
– По правде говоря, Билл, – отвечаю я, – мне этот агнец небесный тоже начал действовать на нервы. Отвезем его домой, заплатим выкуп и рванем отсюда подальше.
В туже ночь мы отвезли мальчишку домой. Наплели ему с три короба – будто отец купил ему винтовку с серебряной насечкой и пару мокасин, а завтра мы будто бы едем на охоту стрелять медведей.
Было ровно двенадцать, когда мы постучали в парадную дверь Эбенезера. В ту самую минуту, когда мне, в соответствии с первоначальным планом, надлежало изымать полторы тысячи долларов из коробки под деревом, Билл стоял
Когда до мальчишки дошло, что мы оставляем его дома, он взвыл пароходной сиреной и вцепился Биллу в ногу, как пиявка. Отец отдирал его от ноги дюйм за дюймом, словно клейкий пластырь.
– Как долго сможете его держать? – спрашивает Билл.
– Как сказать, силы-то уже не те, – говорит старик. – Минут десять продержусь, а большего не обещаю.
– Годится! – говорит Билл. – Как раз миную Центр, Юг и Средний Запад, а там до канадской границы можно уже и вприпрыжку!
Хоть ночь была темная, а Билл очень толстый, а я, как известно, бегун не из последних, но когда мне удалось его догнать, от города нас отделяло уже полторы мили.
Формальная ошибка
Я никогда не был особенным любителем междоусобиц; пожалуй, немного найдется в нашей стране явлений, чья ценность была бы столь нагло завышена – ну, разве что грейпфруты, свиной студень да медовый месяц. Тем не менее, если позволите, я расскажу вам об одной междоусобице на Индейских территориях, в которой мне выпала роль пресс-агента, попутчика и непреднамеренного несоучастника.
Я гостил на ранчо Сэма Дерки, где культурно проводил досуг, падая с недообъезженных лошадок и помахивая руками под носом у степных волков (сохраняя, впрочем, двухмильную дистанцию). Сэм был умудренным парнем лет двадцати пяти, из тех, кто бесстрашно возвращается домой по самой темноте – правда, не очень охотно.
А надо сказать, что у него под боком, в Крик-Нейшн, обитал клан неких Тейтумов. Я слышал, что Дерки с Тейтумами издавна враждовали. Поголовье обоих семейств с годами заметно сократилось, и конца данной тенденции не предвиделось – с обеих сторон подрастала юная смена. Но, как я понял, воевали они по-честному; то бишь, не прятались по кукурузным плантациям, целясь неприятелю в спину промеж подтяжек – отчасти, возможно, ввиду отсутствия кукурузных плантаций и привычки местных носить не больше одной подтяжки. Кроме того, заклятые враги никогда не трогали женщин и детей. В то время – да и поныне – местным женщинам ничто не угрожало.
У Сэма Дерки была подружка. (Если бы я рассчитывал протолкнуть этот рассказ в беллетристический журнал, пришлось бы написать: «М-ру Дерки посчастливилось быть помолвленным».) Звали ее Элла Бейнс. Они производили впечатление любящей и нежной пары, как оно всегда бывает сразу после помолвки и сразу перед размолвкой. На вид она была вполне удобоварима, особенно с учетом пышной копны каштановых волос. Даже когда он представил ей меня, она осталась непоколебима в своих предпочтениях, так что я окончательно уверился: этих двоих свела вместе Судьба.
Мисс Бейнс жила в Кингфишере, в двадцати милях от ранчо. Сэм большую часть времени жил в седле между этими двумя точками.
Однажды в Кингфишере объявился некий отважный молодец невысокого роста с гладкими и непримечательными чертами лица. Его очень интересовали всевозможные сведения из жизни городка, а в особенности фамилии его обитателей. Он сказал, что прибыл из Маскоги, во что охотно верилось – стоило лишь взглянуть на его желтые башмаки и вязаный галстук. Я как-то пересекся с ним по дороге на почту. Он сказал, будто его зовут Беверли Треверс, во что верилось с трудом.
На ранчо как раз настала самая занятая пора, и у Сэма не было времени часто отлучаться от дел. Посему мне как непригодному к труду и по большей части бессмысленному дармоеду выпала обязанность ездить в город за всякой всячиной – открытками, мукой, содой, махоркой и, самое главное, письмами от Эллы.
Однажды, отправившись за папиросной бумагой и запасными колесами для телеги, я увидел мнимого Беверли Треверса и Эллу Бейнс, раскатывающих взад-вперед по улице в желтоколесном экипаже со всей нарочитостью, которую позволяла вязкая черная грязь. Я понимал, что сие известие вряд ли прольется бальзамом на душу Сэма, и благоразумно исключил его из ежевечерней сводки городских новостей. Но на следующий день на ранчо объявился долговязый бывший ковбой по имени Симмонс, старый приятель Сэма, торговавший в Кингфишере сеном, и, скрутив и выкурив внушительное количество папирос, наконец разомкнул уста. А глаголили его уста вот что:
– Знаешь ли, Сэм, последние пару недель в Кингфишере мутит атмосферу один персонаж, выдающий себя за некого Беверли Треверса. Знаешь, кто это? Не кто иной, как Бен Тейтум из Крик-Нейшна, сын старого Гофера Тейтума, которого твой дядюшка Ньют подстрелил в феврале месяце. И знаешь, что он сегодня вытворил? Взял и убил брата твоего, Лестера, прямо перед зданием суда.
Мне показалось, что Сэм не расслышал. Он сорвал веточку мескита, пожевал ее с мрачным видом и процедил:
– Убил, значит? Лестера, говоришь?
– А то, – сказал Симмонс. – Так это еще не все. Он увел твою подружку, мисс Эллу Бейнс. Я подумал, может, тебя это заинтересует, вот и решил доложить.
– Премного благодарен, Джим, – сказал Сэм, вытаскивая изо рта изжеванную веточку. – Да, хорошо, что ты приехал. М-да. Хорошо.
– Ну ладно, мне-то вообще уже пора. А то я лавку на хлопца оставил, а он сено от овса не различает как следует. В спину, значит, Лестеру пальнул.
– В спину?
– Да, пока тот коня запрягал.
– Премного благодарен, Джим.
– Я просто подумал, надо тебе дать знать, что ли.
– Может, зайдешь кофейку выпьешь на дорожку, а, Джим?
– Нет-нет, мне пора. Дела.
– Так говоришь…
– Именно так. Все видели, как они вместе уехали в повозке. А сзади тюк такой был привязан, вроде как с одеждой. Упряжь он с собой еще из Маскоги пригнал. Сразу так и не нагонишь.
– А по какой…
– Я как раз хотел сказать. Они уехали по дороге на Гатри; ну а там уж куда свернут – это я не знаю, сам понимаешь.