Короли и капуста (сборник)

О.Генри Уильям

Хотя сезон дождей уже закончился, этот день, казалось, залетел сюда прямо из сырого и туманного июня. Все утро моросил мелкий дождик. Когда президентский кортеж въехал в Коралио, его встретила странная, зловещая тишина.

Президент Лосада был уже довольно пожилой мужчина с густой бородой, в которой пробивалась серебристая проседь. Цвет лица его был светло-коричневым, что выказывало значительную примесь индейской крови. Его карета ехала во главе процессии, под охраной всадников из знаменитой «Летучей сотни» капитана Круца. Замыкал кортеж полковник Рокас с полком регулярной армии.

Острым взглядом своих маленьких черных глаз президент осматривал окрестности – где же ожидаемый радушный прием? – но он видел перед собой только безучастные толпы безразличных

людей. Все анчурийцы – прирожденные зеваки, пялить глаза на все необычное – это для них и профессия и призвание. Неудивительно поэтому, что сегодня они все как один – даже старые, больные, и хромые – вышли на улицы, чтобы поглазеть на дармовое зрелище. Но толпа безмолвствовала – президента встретила странная неприязненная тишина. Люди заполнили все улицы до самых колес экипажей, они висели на красных черепичных крышах, так что те едва не обваливались, но ни один из них не выкрикнул «viva!». Не было венков из пальмовых листьев и ветвей лимонных деревьев, не было величественных гирлянд из бумажных роз, которые обычно вывешивались на балконах и свисали изо всех окон. Воздух, казалось, был пропитан безразличием, унынием и скрытым неодобрением. Все это казалось еще более зловещим, потому что никто не понимал, в чем причина. Лосада не боялся вспышки недовольства или восстания, потому что у народа не было вожака. Но ни президент, ни его доверенные уши не услышали в толпе имени, которое могло бы кристаллизовать это смутное недовольство в открытый протест. Нет, никакой опасности, разумеется, не было и быть не могло. Народ всегда сначала создает себе нового кумира и только потом низвергает старого.

Через довольно продолжительное время, в течение которого, пытаясь навести порядок, вдоль колонны скакали галопом из конца в конец и ставили коней на дыбы майоры с пурпурными лентами, полковники с серебряными галунами и генералы с золотыми эполетами, кортеж наконец выстроился для торжественного проезда по Калье Гранде к замку Casa Morena, где каждый год проводили торжественную церемонию и приветствовали прибывшего президента.

Впереди всех шел швейцарский оркестр. Сразу за оркестром гарцевал на коне местный comandante, а за ним шел отряд солдат его гарнизона. Затем ехала карета с четырьмя членами правительства, среди которых особенно выделялся военный министр, старый генерал Пильяр с седыми усами и бравой военной выправкой. Затем ехал президентский экипаж, в котором кроме самого Лосады сидели также министр финансов и министр иностранных дел. Сразу за президентской каретой, по четыре всадника в ряд, шла легкая кавалерия капитана Круца. Далее следовали другие государственные чиновники, судьи, бравые офицеры и генералы, а также светские и полусветские дамы.

Вскоре после того как оркестр заиграл и вся процессия тронулась в путь, к Коралио подлетела «Валгалла» – самый быстроходный пароход компании «Везувий». Своим быстрым движением и белоснежным корпусом она напоминала альбатроса – предвестника бури. С того места, где находился президентский кортеж, было хорошо видно, как судно зашло в гавань. Разумеется, прибытие этого корабля не могло нести в себе никакой угрозы – ведь торговые фирмы не воюют с государствами, однако и сеньор Эспиритион и другие задумались: а не приготовил ли «Везувий» какой-нибудь фокус?

К этому моменту авангард процессии уже достиг президентского дворца. Мистер Кронин (капитан «Валгаллы») и мистер Винченти (член правления компании «Везувий») высадились на берег и стали бодро и невозмутимо пробираться сквозь толпу, заполнившую узкие улочки. Своими белыми полотняными костюмами, высоким ростом, манерами, добродушно-властным видом они заметно выделялись среди темной массы малоимпозантных анчурийцев. В конце концов, им удалось пробраться почти к самой парадной лестнице Casa Morena – до нее оставалось всего несколько ярдов. С этой удобной позиции они стали осматривать окрестности. Их головы значительно возвышались над толпой и ничто не закрывало им обзор. Тут они заметили еще одну голову, которая, как колокольня, торчала над головами низкорослых туземцев. Это была огненная голова Дикки Мэлони, ярко выделявшаяся на фоне белой стены. Он стоял неподалеку от нижней ступеньки парадной лестницы дворца, и по его широкой чарующей улыбке они поняли, что он тоже заметил их присутствие.

По случаю торжественного события Дикки нарядился в шикарный черный костюм. Паса стояла рядом с ним, ее голова была покрыта все той же черной мантильей, которая отлично годилась на все случаи жизни.

Мистер Винченти внимательно посмотрел на нее.

– Ну прямо Мадонна Боттичелли [218] , – серьезно заметил он. – Любопытно, когда она вошла в игру. Мне не нравится, что он связался с женщиной. Я надеялся, что он будет держаться от них подальше.

Капитан Кронин расхохотался так громко, что даже ненадолго отвлек внимание публики от парада.

218

Сандро Боттичелли (1445–1510) – итальянский живописец тосканской школы.

– С такой рыжей гривой! Держаться подальше от женщин! И к тому же с фамилией Мэлони! Разве ему не предоставили полную свободу действий? Но шутки в сторону, что вы думаете о наших шансах? А то, знаете, эта разновидность пиратства не совсем по моей части.

Мистер Винченти снова взглянул на голову Дикки и улыбнулся.

– Красное и черное, – сказал он. – Прямо как в рулетке: «Делайте вашу игру, господа». Мы поставили на красное.

– Этот парень, вроде, неплохой игрок, – сказал Кронин, одобрительным взглядом окидывая высокую изящную фигуру рядом с лестницей. – Но все это выглядит как-то несерьезно, как репетиция в каком-то заштатном театре. Разговоров больше, чем декораций, в воздухе стоит запах бензина, а вместо зрителей – рабочие сцены.

Они прервали свою беседу, поскольку из первой кареты вышел генерал Пильяр и занял место на верхней ступени парадной лестницы, которая вела к дверям Casa Morena. Согласно обычаю, он, как старейший по возрасту член правительства, должен был произнести приветственную речь и в завершение передать президенту ключи от его официальной летней резиденции.

Генерал Пильяр был одним из самых выдающихся граждан республики. Герой трех войн и бесчисленных революций, он был почетным гостем при всех европейских дворах.

Красноречивый оратор и друг народа, он олицетворял наивысший тип анчурийца.

Держа в вытянутой руке позолоченные ключи от Casa Morena, он начал свою речь с небольшого экскурса в историю Анчурии. В своей речи он упомянул обо всех предыдущих правительствах, рассказал, как постепенно, шаг за шагом, шла страна к процветанию и цивилизации – от первых слабых попыток борьбы за свободу до настоящего времени. Вот он дошел до момента, когда, согласно хронологии повествования, следовало заговорить о президенте Лосаде (по сложившейся традиции требовалось прочитать хвалебную оду его мудрому правлению и рассказать, как счастливы его подданные), но тут генерал Пильяр сделал паузу. Затем он молча поднял связку ключей высоко над его головой и пристально взглянул на нее. Было видно, как лента, которой перевязаны ключи, затрепетала от ветра.

– Он еще дует, этот ветер, – торжественно вскричал оратор. – Граждане Анчурии, воздадим хвалу святым покровителям нашей родины, ибо воздух наш по-прежнему свободен.

Завершив таким странным образом рассказ о правлении президента Лосады, он неожиданно вернулся назад и снова заговорил о периоде, когда страной правил Энрико Оливарра, самый любимый президент за всю историю Анчурии. Оливарра был убит девять лет назад, в самом расцвете лет и в самом разгаре своей кипучей деятельности на благо страны. В этом преступлении обвиняли либеральную партию и самого Лосаду, но доказать ничего не смогли. Был он виноват или нет – точно не известно, но эта история сильно подпортила ему репутацию, и поэтому прошло еще целых восемь лет, прежде чем честолюбивый и коварный Лосада достиг наконец своей цели.