Короли карантина
Шрифт:
Я сидел в затемненной комнате, слушая утреннюю музыку Сэйнта, эхом доносящуюся из склепа, когда он изводил свое тело физическими упражнениями.
Иногда мне приходилось задумываться о нас троих. На первый взгляд, мы были самыми везучими сукиными сынами, которых я знал. У нас были деньги, влияние, власть. Все материальные блага, о которых мы только могли попросить, и девушки, ежедневно умоляющие нас попробовать наши тела. Но мы были и самыми ебанутыми людьми, которых я знал. Три монстра, которые обитали во тьме, будучи покрытыми золотом.
Раньше я всегда был тем, кто возвращал нас к свету.
Сэйнт, возможно, и был контролирующим, властным ублюдком, но он кое-что знал о том, как направить плохие эмоции в нужное русло. В конце концов, он занимался этим чертовски долго. И если он думал, что превратить все это, каждое чувство горя, сердечной боли, предательства и покинутости, которые у меня были, в холодный, твердый комок ярости — это способ справиться с этим, то я не собирался спорить. Я мог бы даже признать, что это уже работало. Единственное чувство, с которым у меня были проблемы, это вожделение. Этого ублюдка нельзя было насытить одной яростью. Но он, конечно, был в одном тандеме с этим, когда хотел.
Я выпрямился и отодвинул занавески, впуская бледный свет восхода, так что он пролился на мое тело.
Я натянул спортивные штаны и глубоко вздохнул, пока все бурлящие во мне эмоции боролись за то, чтобы быть услышанными, и я подавил их гневом.
Моя рука сжалась в кулак, и я пересек комнату, взяв ключ с прикроватной тумбочки, прежде чем отпереть дверь ванной и широко распахнуть ее.
Татум лежала, свернувшись калачиком, в фарфоровой ванне на когтистых лапах, которая занимала центральное место в комнате. Я догадался, что это лучше, чем спать на мраморной плитке, хотя, если бы я не отключил полы с подогревом прошлой ночью, этого могло бы и не быть.
Она спала в толстовке и трусиках, подложив руки под голову, а брови ее морщились от какого-то кошмара. Или, может быть, она просто могла чувствовать на подсознательном уровне, что ее кошмар стоит над ней. Ее голые ноги привлекли мое внимание слишком надолго, и то предательское желание, которое я испытывал к ней, скользнуло под мою кожу.
Но это было нормально, я мог принять это. Я не собирался тратить время, притворяясь, что она не горячая. Или что я не хочу трахать ее снова. Не было смысла лгать себе об этом. Но это не значило ничего, кроме этого. Ее плоть взывала ко мне на базовом уровне, но ее душа могла сгнить, мне было все равно.
Аромат ванили и цветочного меда витал в воздухе от ее кожи, и я вспомнил, как он цеплялся за меня целый день после того, как она была со мной. Этот запах сам по себе был формой пытки, указывающей на слабость моей плоти.
Я тихо зарычал и потянулся, чтобы включить холодную воду в ванне.
Татум вскрикнула, резко проснувшись, выскочила из ванны и поскользнулась в луже воды. Она упала на меня, в панике размахивая руками, прежде чем врезаться прямо в мою обнаженную грудь.
Я поймал ее, и она удивленно посмотрела на меня, когда я мрачно улыбнулся ей, прежде чем опустить ее задницей на холодные плитки.
Она попятилась назад, пока не уперлась спиной в дверь комнаты Киана, и уставилась на меня с нескрываемым страхом и ненавистью,
— Что, черт возьми, с тобой не так? — Выдохнула она. Это было не обвинение и даже не оскорбление, скорее искренний вопрос, когда она пыталась понять, как мужчина мог стать таким извращенным, как я.
— Много чего, — сказал я, подходя к ней ближе, наслаждаясь тем, как она прижалась к дереву. — Но первое в списке прямо сейчас это ты.
Я долго стоял над ней, пока она тяжело дышала подо мной, ее светлые волосы рассыпались повсюду, выглядя почти так же, как после того, как я провел ночь, зарывшись в ее тело.
Я скрестил руки на груди, мои глаза сузились, когда я оценивал ее. До нее наконец начало доходить, или она только начала сопротивляться правилам, по которым жила сейчас? Не то чтобы это имело значение. Рано или поздно мы бы ее раскололи. Я был просто рад отправиться в эту поездку.
— Вставай, — скомандовал я, и она выпрямилась, пока не встала передо мной, прижавшись спиной к двери Киана.
Я долго стоял там, пока она отказывалась произнести больше ни слова, глядя на меня так, словно я был худшим человеком на Земле.
Попробуй, один из худших демонов в аду, и, возможно, ты станешь ближе, милая.
Я резко повернулся к ней спиной и отошел отлить.
Татум ахнула позади меня, но на самом деле ничего не сказала.
— Пожалуешься на это, и я принесу горшок и заставлю тебя держать его для меня каждый раз, когда мне понадобится отлить. Может быть, даже когда мне захочется посрать, — прорычал я, и она долго смотрела на меня, как будто это было худшим, чем я ей угрожал. Но если она в это верила, то заблуждалась. Все должно было стать намного хуже, чем держать в руках горшок с мочой. Ее взгляд опустился к пальцам ног, когда я облегчился, и я был отчасти рад, что она научилась держать рот на замке, в то же время разочарован тем, что у меня не было причин наказывать ее.
Я стряхнул член, затем сбросил спортивные штаны и встал под душ, полностью игнорируя ее, пока мылся. Я бы подрочил, просто чтобы позлить ее, если бы мог делать это, не думая о ней. Даже осознания того, что она была со мной в комнате, пока я стоял здесь голый, было достаточно, чтобы кровь прилила к моему члену, подобно животным, пытающимся забраться на гребаный Ноев ковчег.
Я с проклятием выключаю воду, быстро вытираюсь, прежде чем снова натянуть спортивные штаны и пойти почистить зубы.
Все это время Татум наблюдала за мной с каким-то оцепенением в глазах и напряжением, покрывающим каждый дюйм ее кожи. Она знала, что я просто продлеваю агонию, пытку до тех пор, пока она больше не сможет этого выносить и практически начнет умоляет меня просто сделать то, что я собирался сделать. Но я еще не совсем решил что. На самом деле, я почти не отдавал ей никаких приказов с тех пор, как она поклялась нам. По крайней мере, ничего из того, что имело значение. Потому что, когда я это сделаю, я хотел, чтобы это было идеально, чертовски поэтично в своей жестокости. Я хотел, чтобы она почувствовала это как удар под дых, точно так же как я почувствовал, когда мой отец сказал мне, кто она на самом деле.