Короли океана
Шрифт:
Отчаяние Олоннэ было не передать. Из-за беспечности графа он лишился будущего: все его планы рухнули разом. Сколько же лет ему будет суждено промыкаться в плену у испанцев, прежде чем он обретет свободу, и то если вынесет нескончаемые тяготы жестокой неволи? Грубость, с какой испанцы обходились в те времена с несчастными невольниками, ввергала в ужас даже самых отчаянных смельчаков – они предпочитали скорее умереть, чем попасть в руки к столь безжалостным врагам. Однако ж молодого человека, скажем прямо, страшила даже не самая мысль о плене, сколь бы ужасным он ни казался. Да и смерть не пугала его, одинокого, брошенного с рождения, не знавшего ни родни, ни друзей. Сколько раз рисковал он жизнью смеясь, ни за понюх табаку! Но что будет с ним теперь, когда судьба разлучит его с юной девушкой, еще совсем девочкой, которую он любил всей душой и ради которой не колеблясь пошел
Не сознавая, что с ним происходит, он, однако же, был уверен – на Кубе ему не бывать; благодаря чьему-то вмешательству он и спутники его окажутся на свободе еще до того, как попадут на испанский остров.
Как мы знаем, это предчувствие, откуда бы оно ни исходило, полностью оправдалось последующим ходом событий. «Сантьяго» с трофеем находились в каком-нибудь десятке лье от Кубы, когда вопреки всем ожиданиям, их обоих дерзко захватил капитан Дрейф со своими двадцатью пятью бравыми флибустьерами.
Столь нежданное событие случилось через пару дней после того, как «Сантьяго» завладел «Петухом».
В течение этих двух дней граф Орас тщетно пытался повидаться с благородным испанским герцогом: всякий раз оказавшись у дверей его каюты, он обнаруживал, что она для него закрыта.
Капитан Гишар предупредил герцога де Ла Торре о том, что произошло, – поведение старпома показалось герцогу непростительным, и он тут же решил прервать все отношения с этим человеком, что и сделал без малейших колебаний и лишних церемоний, памятуя к тому же и о других словах капитана, заронивших у него подозрения о том, что все это время граф водил его за нос и что он никогда не был жертвой своих пороков, единственных своих непримиримых врагов.
Граф Орас затаил злобу в глубине души, поклявшись отомстить.
Но ни мольбы, ни угрозы, ибо этот человек не боялся и угрожать, – ничто не могло сломить холодную, непоколебимую решимость герцога де Ла Торре.
Старший помощник уединился под носовой надстройкой и там, сидя на корточках, обхватив голову руками, принялся вынашивать планы мести.
Спустя некоторое время после захода солнца он снова объявился на верхней палубе – с маской полной невозмутимости на лице. С виду он и впрямь держался хладнокровно, спокойно и бесстрастно; однако язвительная ухмылка на едва заметно поджатых бледных губах никак не вязалась с его нарочитым спокойствием и невозмутимостью. Граф Орас расхаживал по палубе до тех пор, покуда она полностью не погрузилась во мрак; засим, не раз подавив одолевавшую его зевоту, он, похоже, уступил неумолимо надвигающемуся на него сну, поднялся на ют и забрался спать в шлюпку, подвешенную за кормой судна.
Никто на борту не заметил или, по крайней мере, сделал вид, будто не заметил его поведения, тем более что в нем по большому счету не было ничего необычного: так вели себя многие, оказавшись в междутропических водах [41] , где как раз тогда находился «Петух».
Однако заметим при этом, что первый из иллюминаторов в покоях, занятых достопочтенным пассажиром и его семейством, располагался в пяти-шести футах под шлюпкой, где спал граф Орас.
Олоннэ провел весь день и вечер, облокотясь на релинги и не отрывая пламенного взора от моря; ветер, довольно слабый днем, неумолимо стихал и незадолго до захода солнца упал вовсе – воцарился полный штиль. Воздух как будто застыл; мрачно-маслянистая поверхность моря напоминала неоглядную гладь нефтяного озера; оба корабля едва покачивались на протяжной, почти не ощутимой зыби, больше похожей на дыхание громадного таинственного Левиафана [42] .
41
Междутропические воды – переходная зона между пассатами Северного и Южного полушарий или между пассатом и экваториальными западными ветрами.
42
Левиафан – в библейской мифологии морское животное, описываемое как крокодил, гигантский змей или чудовищный дракон.
Когда солнце уже клонилось к закату, Олоннэ показалось, что он заметил в той стороне, на самой линии горизонта едва различимую черную точку и своим зорким глазом моряка распознал в ней пирогу. Сделав такое открытие, молодой человек вздрогнул. Оба судна находились в водах проливов – излюбленном месте буканьеров, где они обыкновенно нападали из засад на испанские галионы, возвращавшиеся в Европу. Олоннэ вдруг почувствовал, как в сердце у него затеплилась надежда, но он поостерегся сообщать кому бы то ни было о своем открытии и продолжал неотрывно, с лихорадочным беспокойством наблюдать за точкой, возможно, сулившей им всем избавление.
Поэтому молодой человек почти не удивился, когда на другой день узнал, что случилось ночью и как буканьеры захватили «Сантьяго».
Испанцы, переправленные на борт «Петуха» уже в качестве пленников, и не пытались отстоять свой корабль, хотя пушек на «Сантьяго» для обороны хватило бы вполне: решив, как видно, что буканьеры нагрянули в несметном количестве, они сочли всякое сопротивление бесполезным, сложили оружие по первому же требованию и безропотно дали заковать себя в кандалы.
Узнав от капитана Гишара, что на борту сопровождаемого судна находится герцог де Ла Торре и что он сел на «Петуха» в Дьепе в качестве пассажира по срочному приказу господина Кольбера, Дрейф, ворча сквозь зубы, просил капитана заверить своего почтенного пассажира в том, что в его положении ничто не изменится и что по прибытии на Санто-Доминго он будет волен отправиться куда угодно; а до тех пор с ним будут обходиться с уважением, достойным его имени и титула. Но ненависть, какую буканьер питал к испанцам, была до того сильна, что он наотрез отказался повидаться с герцогом, невзирая на настойчивые увещевания капитана Гишара, и все так же недовольно бурча, поднялся на палубу, чтобы отобрать матросов-добровольцев.
Из числа пассажиров он набрал таких человек двадцать – в основном бывших рыбаков и моряков, благо те без долгих раздумий сами изъявили желание помочь в управлении судном. Их предложение было принято – таким образом, экипаж «Петуха» остался на борту «Сантьяго», что дало Дрейфу, включая его буканьеров, команду численностью восемьдесят семь человек; однако этого оказалось маловато для управления таким большим кораблем, как «Сантьяго», хотя и более или менее достаточно, чтобы довести его до Леогана, куда было рукой подать. Впрочем, Дрейф рассчитывал вот-вот повстречаться с «Непоколебимым», который искал уже давно, и не сомневался – господин де Лартиг согласится выделить ему в помощь своих людей, коли будет такая надобность.
После того как было покончено со всеми доукомплектовками, на что ушло меньше часа, оба судна так же вместе продолжали свой путь дальше, правда, теперь они держали курс не на Кубу, а на Леоган. Только и всего.
Герцог де Ла Торре с живейшей радостью воспринял решение капитана Дрейфа по поводу своей участи, потому как здорово переживал на сей счет; однако же он снова отказался принять у себя графа Ораса, когда тот явился к нему, чтобы передать свои поздравления.
Столь нежданная перемена в положении судна вернула графу кое-какую надежду, и он обратился в мыслях к изначальным своим планам, смекнув, что у него появилась новая возможность довести их до конца. Но эта надежда мелькнула и тут же угасла. Капитан Гишар, снова став хозяином у себя на борту, вызвал старшего помощника и объявил, что своим поведением ночью, когда судно захватили пираты, Орас нанес серьезный урон собственной чести, вследствие чего он, капитан, вынужден отстранить его от должности и доставить под арестом в Леоган, где будет проведено строгое дознание по фактам, вменяемым ему в вину; и что он должен будет держать полный ответ перед советом во главе с господином д’Ожероном, назначенным королем губернатором французской части острова Санто-Доминго.
Доведя до бывшего старшего помощника свое решение, капитан Гишар показал жестом, что тот может идти, и, не дожидаясь его ответа, повернулся к нему спиной.
Впрочем, граф Орас и не пытался отвечать, потому как не мог: он был совершенно подавлен. Стыд, злоба и ненависть клокотали в нем с такой неистовостью, что у него не было сил ни о чем думать. На миг ему показалось, что он вот-вот умрет; он был бледен, как полотно; на лбу у него сверкали крупные капли пота; прилившая к вискам кровь туманила взор; в ушах шумело; вены вздулись так, что готовы были лопнуть; он шатался, точно пьяный, отчаянно озираясь по сторонам.