Короли рая
Шрифт:
– Ты выглядишь особенной, дитя. В твоем будущем я вижу величие.
Лицо девчушки зарделось, но она поклонилась и пробормотала:
– Спасибо, госпожа, вы делаете мне честь.
– Да, величие. Ты будущая Жрица.
Эту фразу она произнесла громче, так громко, чтобы услышали за соседними столами, и девочка в смятении моргнула и разинула рот. Старая карга, разумеется, слушала и покраснела, когда до нее дошло; ее глаза выпучились, а руки сжались на столе.
– Принесите благословение. – Эллеви махнула своим слугам, и они принесли серебряный поддон, заполненный овечьей кровью, ступая со всей подобающей торжественностью и прикрывая свои
Бледная кожа девочки стала белой как шерсть – разительный контраст с ярко-алой кровью, которая полилась ей на волосы и, стекая по лицу и плечам, капала и собиралась у ее ног. В зале царила тишина, и девочка дрожала.
Затем она поперхнулась и закашлялась, и наконец ее вырвало – может, из-за шока от того, что ее будущее вмиг украдено и всякая надежда на любовь или детей исчезла в этом радостном обряде, а может, просто от запаха крови. Как бы то ни было, Эллеви улыбнулась.
– Отведите ее к ее сестрам, – сказала она, как будто из сочувствия к стыду и огорчению девицы, и служительницы увели ее, все еще пребывающую в шоке. Эллеви встала – без помощи трости.
– Вместе со мной, – объявила она на весь зал, – вместе со мной поприветствуйте новую дочь Ордена Гальдры. Да благословит Бог это собрание и дальнейшую славу и преданность рода Валан!
Эллеви подняла тост за свою противницу и окинула взглядом; зал наполнили вежливые аплодисменты, кубки покорно застучали о деревянные столы. Женщины улыбались с застывшими лицами и осторожными глазами, а мужчины выглядели озадаченными либо ухмылялись – эти явно распознали проявление женской войны и наслаждались ролью зрителей, чувствуя, что сами стоят в стороне и в безопасности.
Вальдайя лишь смотрела и жевала, моргая единственным белесым глазом.
Тебе нечего у меня отобрать, взглядом пообещала Эллеви. Ты могла бы затеять игру со своими урожаями и попытаться заморить столицу голодом, но в этом случае я заберу больше женщин из твоего рода, отдам их вождей другим матронам и урежу твою драгоценную власть вдвое.
Состязание все продолжалось, но Эллеви знала, что – в отличие от мужчин – враждебным намерениям сильной матроны нужно бросать вызов сразу и напрямую. Ты могущественна в этом мире, кузина, подумала она, но я – глас Божий, и ты будешь подчиняться.
Время тянулось, пока даже пожилые женщины не отвели глаза; овации стихли и снова усилились, и Эллеви испугалась, что спесь восторжествует над разумом.
Наконец Вальдайя склонила голову. Она молча пила картофельное вино и жевала овсянку, и зал вновь наполнился смехом и бахвальством счастливых вождей.
Попойка продолжалась, когда солнце опустилось и превратило день в Орхусе в ночь, и Эллеви наконец почувствовала, как ее плечи расслабились, когда матроны дружно склоняли головы перед каждым новым блюдом. Низкородный мясник освежевал овцу и отрубил ей копыта, оставив шкуру как подстилку, на которой продолжил рубить и разделывать. Используя вытяжку, он прочистил овечьи кишки, затем свернул и завязал их, как веревку, прежде чем опорожнить полный травы желудок и заново наполнить его кровью. Рядом с ним его сын приправлял органы и укладывал на чугунные сковородки или погружал их в солоноватую воду, а в большом чане растапливал жир, которым позднее все сдобрит.
Естественно, эта разделка была церемониальной. При таком количестве гостей на пристроенных кухнях у сестер трудились десятки поваров, и большая часть еды была приготовлена часами ранее, включая соленые и сладкие молочные блюда, ждущие своего часа в погребах, чтоб не испортиться. Однако все это – животные, мука, соль, молоко, масло и работники – было подарено матронами в зале. Сам Орден не владел ничем. «Лишь тем, кому нечего терять, нечего бояться», – мысленно процитировала она книгу. Это и подобные речения пророка освобождали дочерей Гальдры, как никакое другое живое существо, позволяя им сосредоточиться на том, что действительно важно.
– Госпожа, снаружи арбник – он говорит, вас хочет видеть одна жрица. – Служанка наклонилась: – Он говорит, с ними несколько мужчин и они забрызганы кровью.
Арбниками называли разведчиков и посыльных, работающих на Орден. Как и многое другое, «Арб» являлось просто словом, обозначавшим разведчика на старом языке, давно забытом большинством, включая многих из сестер. Но Эллеви наслаждалась их невежеством.
После угрозы столкновения с Вальдайей кучка долбаных мужчин едва ли могла вызвать трепет в животе, но жрица знала: ее бы не побеспокоили, не будь это чем-то достаточно серьезным. Вспыхнуло воспоминание о первых нескольких ночных расправах двухлетней давности – о том, как прервали ее утреннюю молитву, дабы известить о еще одной ночи убийств. Эллеви попыталась выкинуть это из головы.
Все вместе эти «смуты», как их теперь называли, были самой серьезной угрозой миру за целое поколение. В конце концов Орден отправил воинов в еженощные патрули, арестовал бездомных и назначил вознаграждения за полсотни известных бандитов. Он устроил для женщин публичные похороны, и Эллеви ярилась за кафедрой перед собравшимися вождями, напоминая им об Имлере и его преступлениях, о том, что он вычеркнут из книги деяний и подвергнут наказанию в аду. Она прочла проповедь о цене хаоса и необходимости закона. И хотя она так и не узнала, кто нес ответственность или в чем конкретно заключался тот конфликт, после ее проповеди бесчинства прекратились. Убийцы в масках больше не появлялись со времен богомерзкого кошмара, постигшего Дом Тиры, но все-таки осадочек остался.
– Скажи им, что я выйду к ним чуть позже.
– Да, госпожа. – Женщина попятилась, опустив шаль, и направилась к выходу.
Строго говоря, насилие в день Праздника Весны не было святотатством, но близко к этому, и Эллеви требовалась минутка на размышления. Казалось возможным простое шкурничество. Кто-нибудь не особо влиятельный мог нанести удар, пока вышестоящие празднуют. Но более вероятно, один из вождей в зале отдал своим доверенным вассалам приказ совершить налет на землю, корабль или караван кого-то из врагов, дабы впоследствии заявить: «Я тут совсем ни при чем, я был на пиру!»
Эллеви с рассеянным взглядом жевала волокнистый кусок хряща, погруженная в мысли о честолюбивых матронах и безрассудных воинах, когда услышала громкие голоса в дверях. Она проигнорировала их. Затем услышала шаги на половицах, но не потрудилась взглянуть. Лишь когда чистые половицы забрызгала грязь, Эллеви вздрогнула, проследив за источником оной и увидев грубые женские ботинки, изгвазданное ученическое платье и простую шаль, затем симпатичное, несмотря на шрам, лицо юной женщины с растрепанными ветром волосами. От нее несло кровью и лошадью.