Короли садов Мамоны
Шрифт:
– Нет, вы посмотрите на него! Тамара Витальевна, он еще смеется! Ему плакать надо! Он ухмыляется, вишь ты! Разломал аппарат, то так и скажи, а не строй из себя цацу обиженную! Тамара Витальевна, добрейшей души человек, простит, если отдашь, что вытащил оттуда. Уйдешь по-хорошему…
Но это, по-видимому, не входило в планы её дородной соседки. Подключив свой фальцет, на который перешла от переполнявшего её негодования, она трагическим воплем озвучила свой контраргумент:
– Да ты что, Зина Ивановна, аппарат стоит пятнадцать тысяч, не списанный! Он его раскурочил, а я буду отвечать!
Огромная кубатура тела главмедсестры, такого же грузного и рыхлого, как и телеса её обожаемой начальницы, словно бы тут же превратилось в воображении присутствующих дам в означенный ею предмет. Воцарившееся молчание доказало, какое разительное впечатление она произвела на закаленные в этом плане умы опытных медработников.
– Да что вы такое говорите! – Кресло резким скрипом отозвалось на протестующий жест Тамары Витальевны. – Конечно, ничего подписывать мы ему не будем, пока он не восстановит аппарат, не правда ли, Надежда Петровна? Андрей Васильевич, верните нам только детали, и мы с вами расстанемся по-хорошему.
Слабый, как бы умиротворяющий голос Тамары Витальевны породил в воображении Андрея образ этакой сладкозвучной сирены. Чем заканчиваются встречи с такими существами Андрей был осведомлен с глубокого детства. Вздохнув, он сказал:
– Нет, Тамара Витальевна, при всём моём уважении к вам, исполнить вашу просьбу я не могу. Грех брать чужое деяние на себя. Мы с вами битый час толкуем об этом, но вы никак не хотите меня услышать. У меня даже создалось впечатление, что вы хотите списать на меня кучу всякого добра, исчезнувшего из вверенного вам здания в неизвестном направлении. А так как вы прекрасно знаете, что мне эти направления тоже хорошо известны, то я представляю, сколько зайцев вы смогли бы пристрелить, поддайся я вашим уговорам. Я верно обрисовал ситуацию?
Пока Андрей произносил свою тираду, лицо Тамара Витальевны медленно претерпевало дивную метаморфозу. С каждым словом Андрея оно словно каменело. Когда он закончил, она вполне могла изображать собой добротную копию сфинкса где-нибудь в египетских пустынях! Сходство было настолько разительным, что можно было не опасаться быть обвиненной в подделке! И, тем не менее, её каменному прототипу не хватало только одного – столь одушевлённого взгляда, чтобы вложить такую силу чувств в одно-единственное слово:
– В-в-о-о-н!!!
Влети сейчас в окно стая гарпий и обруши на него весь свой запас медных стрел, Андрей был бы менее ошарашен. Что там гарпии, фурии и прочая мифологическая нечисть по сравнению с ураганным обвалом луженых слов! Будь они хоть чуть-чуть материальнее, чем просто напор звуков, сотрясших воздух, сродни убийственному торнадо, Андрей был бы неминуемо уничтожен стихией!
– А-а-ах! Негодяй! Жулик!.. Честных людей так!
– Аферист! Неблагодарный!..
– Змей подколодный! Под суд его!..
– Полицию, полицию вызывайте, там ему…
– Тамара Витальевна, звоните начальнику!..
–Там ему пропишут, мозги-то вправят!.. – Давить таких надо!..
– СМЕРТЬ ЕМУ!
– ?!
В
– Кто?.. Зачем это сказал?..
– Это сказал я, – раздался голос Андрея. – Исходя из логики, я просто озвучил чью-то следующую реплику.
Трухнова, сохраняя на лице все ту же трагикомическую маску, с видимым трудом осмысливала услышанное. Она медленно переводила взгляд с одного лица на другое. Нечто, увиденное ею, заставило Тамару Витальевну ощутить изрядный дискомфорт. Бедная Зина Ивановна! Уже давно войдя в раж, о чём свидетельствовали багровые пятна на её скулах, крепко держала в воздетой руке орудие труда. Утюг, которым недавно разглаживала шторы в кабинете, она явно собиралась применить не по назначению. Стой Андрей где-нибудь поближе, как знать, – сбылись бы пророческие слова!
– Зина Ивановна, Зина Ивановна! Что вы делаете? Отдайте утюг! Надежда Сидоровна, заберите у неё утюг!
Тамара Витальевна нервно зашарила рукой по столу в поисках графина с водой. Залпом осушив стакан, она, не переводя дыхания, прошипела:
– Чтобы духу твоего сейчас же здесь не было! Ты меня понял, Андрей Васильевич! Никакого имущества, никаких своих вещей ты не получишь! Жалуйся куда хочешь, кому хочешь, мерзавец, – не видать тебе их как своих ушей! Зина Ивановна, завтра же закажите машину и вывезите их на свалку! Всё, все расходитесь, идите работать! Татьяна Израилевна, останьтесь.
Секретарша Трухновой, брезгливо тряхнула коротко стрижеными обесцвеченными прядками. Ссутулившись по привычке, она торопливо протиснулась к столу. Тамара Витальевна, скользнув мертвенно-ледяным взглядом по лицу Андрея, уперла его в переносицу секретарши и процедила:
– Татьяна Израилевна, скажите ему, что он свободен. Хватит отравлять здесь атмосферу. Трудовую он получит, как только выйдет приказ. Пишите…
Андрей не стал больше задерживаться. Что-либо доказывать и объяснять не имело смысла. За пять лет работы в «тесных объятиях» здешней тёплой компании он постоянно ощущал себя каким-то инородным телом. Безуспешные попытки найти хоть какое-то взаимопонимание разбивались о кондовое самодовольство власти невежественных людей. С Трухновой Андрею не часто приходилось иметь дело. Все его отношения с начальством замыкались на трёх, весьма примечательных фигурах.
Одной из них была сестра-хозяйка. Ее стати поражали. Это была одушевленная «девушка с веслом»! Еще она запомнилась Андрею жадным оценивающим взглядом неудовлетворённой фемины. При каждом удобном случае не упускала возможности разговорить Андрея на сексуальную тему. Заканчивала она свои экзерсисы сакраментальным «Все мужики после сорока пяти ни на что не годны». При этом ее испытующий взгляд насквозь пронзал Андрея. Тем самым, она пыталась пробудить в нем хоть каплю заинтересованности более чем прозрачным намеком. От нее так и истекало: «Докажи, что это не так!».