Коромысло Дьявола
Шрифт:
В общем только что, похоже, тут состоялась выдающаяся бойня. Десятка четыре трупов не меньше. Вероятно, по местности, по пехоте и кавалерии знатно прошлись из тяжелых батальонных минометов. Потом вертушки нурсовали термитными снарядами по незащищенным целям…
Так за полсекунды в реале оценил боевую обстановку Филипп, весь в белом неожиданно появившись на поле боя.
— Рыцарь-неофит! — прерывающимся хриплым шепотом обратился к нему дон Фелипе. — Я не вижу тебя, но знаю: ты здесь. Мои телесные силы не совсем иссякли. Но Благодать Господня на время покинула меня — недостойного
Тяжкое искупление и неминуемая расплата за гордыню в любой миг могут обрушиться к моему слабосилию…
Неподалеку за спиной рыцаря-монаха, на несколько секунд впавшего в беспамятство, шевельнулась одна фигура в желто-сером плаще с капюшоном, за ней другая. Два поджарых, жилистых субъекта явного семито-арабского горбоносого обличья, укрывшись за лошадиной тушей, лишь притворялись мертвецами.
— Горе, мне, о горе! — в безмерном страдании воскликнул пришедший в себя рыцарь-монах. — Я не сумел уничтожить «Гримуар Тьмы и Света». Так исполни наш долг, мой достославный потомок!
Как это у них вдвоем вдруг получилось, что Филипп в действительности как есть: в белых кроссовках и в спортивном костюме, с видом от первого лица, с рыцарским священным кинжалом в руке оказывается на кровавом песке — разбираться вовсе ему стало недосуг.
«Ну, мать вашу, азиатцы…»
На Фила Ирнеева, студента педвуза, 20 лет отроду и так далее по анкете реально надвигаются два арабских типчика, небрежно и самонадеянно поигрывая ятаганами.
«Кабронес! А вер!»
Ругань по-испански, что ли, помогла? Но снова Филиппа посетило приятное и бодрящее чувство дежавю. Притом то ли это происходит где-то наяву, то ли в этом видении, данном ему в неведомых пространственно-временных ощущениях, но в четком осознании собственных сил и возможностей.
Зря это они, два черномазых азиатца, так злорадно скалятся. Напрасно не берут Филиппа как серьезного противника, откуда не возьмись прибывшего на месте событий. Подчас в божественной бесконечности и вечности чудотворно случается то, чего не может быть никогда.
«Это мы щас-с-с посмотрим, кто кого», — с не меньшим предвкушением горячего столкновения с холодным оружием ожидал желто-серых убийц-ассассинов неожиданный и совершенно невозможный для них враг.
«Ох, где-нигде вы увидите белого ангела смерти. Тогда как в светлом облике скорби ни ангелам, ни ифритам крылья без надобности».
Ни внезапное появление Филиппа, ни облегающее белое траурное одеяние феодальных ассассинов нисколько не смутили. Возможно, им неведомы суеверия, оба тверды в мусульманском вероисповедании. Или же всего-навсего обкурились гашишем, как следует из их нарицательного прозвания.
«А вер! Как говорится по-испански, посмотрим».
С ним ли тягаться арабским наркоманам из прошлого? Ведь за Филиппом Ирнеевым стоят восемь трудных лет обучения боевым искусствам в современной школе выживания. За ним восемь столетий развития утонченного, изощренного синтеза наук и технологий Запада и Востока, предназначенных для нейтрализации, ликвидации, утилизации вражеской плоти и крови, оружия, брони, защитных сооружений, приспособлений и ухищрений. Что ему двое невежественных средневековых ассассинов, когда он старше и опытнее их на восемь веков?
По тому, как враги двигались и держались, их невероятный противник достоверно оценил категорию боевой подготовки неприятеля, его моральный дух и ту степень угрозы, какую для него представляет парочка исторически недоразвитых азиатов.
Мгновенно просчитана оптимальная парадигма действий. Остальное — синтагматическое дело фехтовальной техники и непредсказуемой внезапности, обеспеченной сокровенным и проникновенным воинским познанием бытия.
Из невозможной позиции Филипп событийно парировал выпад первого убийцы и, прикрывшись его телом, уклонился от второго. В скорости передвижения и отточенности боевых рефлексов он четко превосходил обоих противников.
Первому достался колющий проникающий удар под подбородок через корень языка, мягкое небо и далее в мозг под основание черепа. Тогда как второй чуть раньше получил свое в виде перерезанного тройничного лицевого нерва и вскрытой сонной артерии.
Последний агонизировал недолго, в то время как первому предстояло захлебываться кровью и в судорогах корчиться на песке не меньше четверти часа… Когда б, конечно, раньше его милосердно не добить или же отдать в профессиональные руки служителей медицины катастроф из далекого XXI века от Рождества Христова.
«Господи Иисусе! Со святыми упокой… Кому сказать, не поверят. В реале двух кукол-ассассинов завалил с ножичком.
Ну дела… Помогай, Боже, Филиппу благочестному…»
От благочестивых скорбных размышлений над телами павших неприятелей победителя отвлек позвавший его слабым голосом дон Фелипе Бланко-Рейес:
— Рыцарь-неофит, предвосхищение паче предзнания, нам не суждено свидеться боле…
Понемногу голос адепта окреп и обрел пророческую звучность:
— Будь здрав и счастлив, потомок! С весельем и яростью, в радостной отваге, ни в чем не раскаиваясь, в достойном и праведном гневе пройдешь ты земные пути во дни свои…
Филипп не очень-то вслушивался в напутствия и прорицания рыцаря-монаха. Его другое беспокоило:
«Во, гады ассассинские!!! Костюмчик новенький кровищей заляпали! Надобно его поскорей замочить в холодной воде, Таньке-поварихе сказать, чтоб простирнула по-быстрому…»
…С этой вполне естественной мыслью культурного, цивилизованного человека Филипп вновь осознал себя в гувернерской. Костюмчик, к его удовольствию, не требовал немедленной стирки и химчистки.
«Малость грязноват после гимнастических упражнений на балконе, но еще разок надеть можно».
Только что окончившееся в секунду мелькнувшее видение не повлекло за собой кровавых пятен, ранений или каких-либо иных неприятных последствий для здоровья нашего героя. Филипп и шага не успел сделать по направлению к столу и монитору. Перед завтраком-то он собрался заняться учебой. Один нехороший курсовик надо непременно доделать.
Сесть за большой компьютер он таки не успел. Зашелестел смартфон листами просматриваемой книги — пришло краткое сообщение.
«И кто же в такую несусветную рань решился прервать мои золотые и серебряные сны?