Корона для миледи
Шрифт:
В ее пристальном взгляде, обращенном на него, не было стыда, на что он рассчитывал, но был гнев.
— С тебя хватит, да, моя королева? — Налив себе вина, он поднял кубок, салютуя ей. — Ну так и с меня тоже.
Осушив кубок, Этельстан швырнул его на пол, но этим его ярость не исчерпалась.
— Твой гнев неуместен, Этельстан, — сказала она ледяным тоном. — Ни ты, ни я не вольны повлиять на разделяющую нас судьбу. Взяв меня в жены, твой отец ни на что, принадлежащее тебе, не покусился. Но Свен лишит тебя всего, если ты ему позволишь. Он — твой истинный враг. Стань правой рукой отца в борьбе с викингами, Этельстан, и ты завоюешь право на престол.
Их спор пошел по второму кругу. Она не желала признать того, что Этельред не доверяет никому, кроме себя.
— Мой отец меня не слушает! — прокричал он, с ожесточенной четкостью произнося каждое слово, как будто он мог заставить ее понять и принять сказанное им и покончить наконец с этим. — Он обращается со мной, как с ребенком!
— Твой отец, — мягко возразила она, — тебя боится.
Вздрогнув от услышанного, он пристально на нее посмотрел. Его удивление, видимо, было написано на лице, так как она медленно кивнула.
— Твой отец получил корону после убийства его брата. Думаешь, он не боится, что Бог его покарает? Ты чувствуешь тьму у него на сердце, вижу ее и я. Он не может спать, Этельстан! Он боится за свою жизнь и поэтому боится даже тебя. — Она горько засмеялась, и смех ее был подобен рыданию. — И, если судить по тому, что ты мне сегодня сказал, он правильно делает, что боится. Но я и сейчас не верю в то, что ты способен на такое предательство. Ты можешь осуждать отца в глубине своего сердца, можешь даже презирать его, но руку на него ты не поднимешь. Любимый мой, невзирая на свой гнев, ты должен убедить его, что не преступишь данной ему клятвы. Неужели ты не видишь, что он, наверное, проверяет тебя, желая убедиться, что ты достоин его доверия?
— Ты бредишь, Эмма, — сказал он, взъерошив свои волосы пятерней.
Она ведь женщина, нормандка. Что она может знать о том, что происходит в изощренном уме его отца?
— Тебе кажется, что мой отец мудр, дальновиден и хитер, а не тщеславен, распутен и жесток.
— В твоем отце есть все это, мой милый.
Он едва не расхохотался, но она продолжала:
— Посуди сам, Этельстан. Ты уже член его совета. Ты показал отвагу и преданность, когда в прошлом году заслонил его от лезвия викинга, завоевав его благосклонность. И что же ты делаешь дальше? Ты отчитываешь его за его действия в день святого Брайса. Да, правота была на твоей стороне, но ты выбрал для этого неудачное время и слова. — Эмма грустно улыбнулась. — Боюсь, я вела себя не лучше. Тогда я еще плохо его знала и высказала свои мысли прямо, без всякой дипломатии.
Он заметил тень страдания, промелькнувшую в ее глазах. Если она откровенно говорила с его отцом, то Этельред наверняка ее за это покарал. «Еще одно темное пятно легло на душу отца», — подумал Этельстан, но Эмма еще не закончила.
— Потом на глазах всего двора, ни с кем не посоветовавшись, ты учил его, как вести себя со Свеном. Да, мне рассказали об этом. Ты унизил его перед всеми. И после того, как он тебя отчитал, ты развернулся и удалился, не получив его разрешения. Странно ли, Этельстан, что после всего он относится к тебе с опаской и недоверием?
— Допустим, ты права, — спросил он, — как я тогда смогу изменить его мнение о себе?
— Уж точно не силой оружия, — сказала Эмма спокойно, подойдя к нему и положив руку ему на плечо.
— И не тем, что соблазнил его жену?
Этельстан привлек ее к себе, и она обхватила его шею. На секунду они прижались друг к другу. На секунду она снова принадлежала ему.
— Если я сделаю так, как ты говоришь, Эмма, — прошептал он ей на ухо, — если буду исполнять роль хорошего сына, склоняя голову перед волей отца, что тогда будет с нами?
Она отступила на шаг и взглянула на него глазами, в которых блеснули непролитые слезы.
— Какую бы роль ты ни принял, Этельстан, нас не будет.
Эмма выскользнула бы из его объятий, но он не хотел ее выпускать.
— А если ты уже понесла, что тогда?
Она промолчала, но ответ Этельстан прочел в ее глазах. Тогда он ее отпустил, и она стремительно от него отвернулась.
— Я должна вернуться в Винчестер как можно быстрее. Тем более если я понесла.
Ей нужно, чтобы член Этельреда оказался между ее ног, и, если у нее будет ребенок, все подумают, что он от Этельреда.
Этельстану так захотелось схватить ее и встряхнуть, что он не решился подойти к ней ближе, ведь он — не его отец, и ему не доставит удовольствия причинять ей боль. Он хотел, чтобы Эмма пришла к нему по собственной воле, вложила в его ладони свои и отдала ему свои тело и душу. Но он знал, что она не может, так как уже отдала себя другому.
И тогда перед Этельстаном открылась вся полнота правды о себе самом: ему не так нужна была корона отца, как его женщина. Но Эмма ясно дала ему понять, что, пока жив его отец, она не будет ему принадлежать.
Глава 31
Август 1003 г. Обитель Святого Эгидия, Сидбери, графство Девоншир
Как бы ни стремилась Эмма поскорее вернуться в Винчестер, сначала она должна была забрать тех людей из своей свиты, кто остался жив, так как она не могла бросить их на произвол судьбы, когда в стране хозяйничали викинги. В сопровождении Этельстана она отправилась в находящуюся неподалеку обитель Святого Эгидия и оттуда послала нарочных к Уаймарк и отцу Мартину. В обители она встретила тех, кто выжил после разграбления Эксетера, беженцев, нашедших убежище за стенами монастыря. Они рассказали об уничтожении города, и многие уверяли, что город никогда бы не пал, если бы не измена управляющего королевы. «Это нормандец Хью, — говорили они, — сдал город викингам».
Проникнув в город, пираты принялись грабить дома, церкви, лавки и склады, забирать серебро у королевских чеканщиков монет. Они убивали каждого, кто оказывал им сопротивление, подожгли Эксетер и вымещали свою злобу даже на окружающих город стенах, превратив их едва ли не в груду камней. Когда викинги возвращались на свои корабли, нормандца Хью заметили среди них. Говорили, что он предал Эксетер и покинул разоренный город.
С болью в сердце слушала Эмма эти рассказы. Она оглядывала изможденные лица спасшихся людей в поисках знакомых, тех, кто в июне приехал с ней из Винчестера, но среди них были только чужие. Ей ничего не удалось выяснить об Эльгиве и Грое, и чем больше она узнавала о свершившихся ужасах, тем меньше у нее оставалось надежды на то, что они выжили.