Корона Героев
Шрифт:
Они въезжали в утро, и ветер пел у нее в ушах, но в его песне звучали странные голоса, и нес он странные запахи. Беспокойство Талата наконец сказало ей, что происходит: то были голоса и запахи битвы.
Они поднимались по широкой ровной тропе, уходившей между Вастом и Каром к низким лесистым холмам перед Городом. Достигнув вершины перевала, Талат всхрапнул и шарахнулся, а Аэрин приросла к седлу, не веря своим глазам: увиденная внизу картина не укладывалась в голове. Она мрачно развернула коня кругом, и он неохотно послушался, но все норовил отпрянуть, развернуться и умчаться. Даже Маур был не так ужасен, как то, что лежало перед ними.
Деревья исчезли. Казалось, даже мягкие холмы стали более плоскими, а там, где некогда переливалась зеленью, бронзой и глубокими синими тенями листва, теперь царила жуткая мешанина битвы. Там, между ее Городом и нею, были северяне. Она различала отчаянно сражающиеся небольшие группы людей, самую большую — у ворот Города. Но противник превосходил их числом, и надежды у них не осталось вовсе, они не сдавались лишь из гордости да еще из страха попасть живыми в плен к северянам. И северяне это знали.
Аэрин оцепенело взирала на рваный перепаханный ландшафт и слушала ужасные крики и тяжелые звуки ударов. Дым битвы царапал горло и заставлял слезиться глаза. Словно леса, который она ежедневно видела с высочайших башен отцовского замка, никогда не существовало. Словно Лют, вытаскивая ее обратно в ее собственное время, ошибся в расчетах, и она оказалась какой-то другой Аэрин в каком-то другом мире. Аэрин ждала, когда ее охватит паника. Талат затих и стоял, насторожив уши, напряженный, но ожидающий ее приказов. И ее войско окружило ее и образовало у нее за спиной громадное озеро, плескавшееся прибоем у каменных стен прохода.
— Что ж, — произнесла она громко, и спокойствие собственного голоса испугало ее. — Может, в том, что я теперь не совсем смертная, не так много проку.
Она плотнее надвинула Корону на плечо и вытащила из ножен Гонтурана, по лезвию побежали синие сполохи. Синева пошла волнами и устремилась вверх по рукояти, заливая руку Аэрин. Прикосновение синего мерцания рождало чуть заметное покалывание, странное, но приятное. Аэрин списала его на разыгравшиеся нервы.
— Надеюсь, друзья, вы поможете мне теперь: проводите меня… туда, — сказала она и указала мечом вперед и вниз.
С острия Гонтурана сорвалась синяя искра и с шипением упала на землю, и вожак котов подошел, чтобы с серьезным видом изучить место, куда она упала.
И тут Аэрин подумала: может, в конце концов, дело и не в нервах.
Она тряхнула мечом, и синее сияние стало разгораться, пока не пропитало воздух вокруг нее. Провал впереди замерцал, и глаза кота-вожака сверкнули кобальтом, когда он посмотрел на нее. И в этом свете обострилось зрение, ибо ровно за тем местом, куда указывало острие Гонтурана, она совершенно ясно увидела Кестаса с Арлбетом на спине. И похоже, синий свет окутал и его, через такое расстояние по истерзанной земле. Он очертил и Тора, недалеко от короля, и она гадала, где знаменосец, поскольку именно его отсутствие заставляло ее сомневаться, что она действительно видит отца. Но теперь у нее не осталось времени об этом думать.
— Слушайте, — сказала Аэрин, и множество пар ярких глаз повернулось к ней. — Корона должна попасть только в руки Арлбета или Тора. Больше ни к кому. Я передам ее одному из них, если смогу. — Она сглотнула. — А если у меня не получится, тогда это должны сделать вы. А если никто не выйдет из этой битвы живым, тогда вы унесете ее далеко отсюда, далеко от Дамара, так далеко, как смогут вас унести ваши ноги.
Голос ее отдавался странным эхом, словно синий свет отражал, или фокусировал его, или собирал вместе. Внезапно она поняла, что не сомневается в своем войске, и на нее нахлынуло громадное облегчение, почти радость.
— Идемте же, — сказала она. — Я бы вправду предпочла доставить его лично.
Она вскинула Гонтурана, и Талат прянул вперед, а йериги и фолстца развернулись вокруг нее веером. И первый северянин, отведавший зубов войска Аэрин, пал перед предводительницей собак, второго обезглавил Гонтуран, а третьего стащил с коня большой черный кот.
Северяне не оставили разведчиков, чтобы следить за Горами за спиной, ибо не ждали атаки оттуда. Лучшие силы Дамара они заперли в Городе перед собой, а те немногие, что остались в маленьких городках и горных деревнях, были достаточно запуганы бандами северных мародеров и наверняка сидели по домам, трясясь от страха. Кроме того, северные вожди умели слышать своих врагов издалека и узнавать, откуда те появятся, так же как Перлит мог превратить горсть пустоты в букет цветов на придворном балу.
Или раньше умели. О приближении Аэрин они не ведали, а северяне, не будучи трусами, знали о магии много, а о келаре и побольше, чем дамарцы. И неожиданность этого удара напугала их куда больше, чем само появление Аэрин. И поэтому они не бросили на нее все силы немедленно, а напрасно: тогда, возможно, им удалось бы зарубить ее и выиграть себе день, а Дамар завоевать навсегда. Но они этого не сделали. Они поворачивали своих скакунов — некоторые из них были почти лошадьми, но большинство не имели с конями ничего общего — и больше пытались убраться с ее дороги, нежели вступить в бой и помериться с ней силой.
Простые солдаты-северяне перепугались еще больше. Они видели, что вождям не нравится это синее пламя: оно слепило северян и, если подходило слишком близко, отделяло их суставчатые конечности от толстых тел. Поэтому они разбегались от этой штуки подальше, не задумываясь о ее природе. А синий свет расходился кругами все дальше и дальше от источника и распространялся повсюду. Часто он впивался им в горло, и их буро-лиловая кровь придавала эфирной синеве более темный оттенок. Порой обрушивался сверху, словно разящие копыта боевого коня, и собственные предсмертные крики звенели у них в ушах вместе с высокой певучей нотой, какой они никогда прежде не слышали, хотя в ней звучали также резкий рык диких горных котов и грозный лай стаи йеригов и пронзительное ржание дерущегося жеребца.
Синева слепила и Аэрин, но это была полезная слепота, она превращала неуклюжие движения северян в дуги, по изгибу которых всадница могла точно судить, куда опустить Гонтурана, дабы пресечь их бегство. Она не считала убитых или покалеченных. Она воспринимала их просто как препятствия, то, что надо преодолеть, чтобы воссоединиться со своими. Просто позволить им расступаться перед топчущими копытами Талата было недостаточно, ибо затем они могли сомкнуться у нее за спиной. И поэтому Гонтуран падал и взлетал и снова падал, а подсвеченные синевой глаза Аэрин наблюдали и следили и смотрели вперед, где дамарцы держали последнюю оборону. Ориентиром ей служил один из высоких стоячих камней, отмечавших последний отрезок Королевской дороги в Город, единственный из четырех, что еще стоял. Но Тора и Арлбета она больше не видела. Хотя она нечасто осмеливалась поднять глаза и посмотреть — у нее имелись противники, и хотя они старались убраться с ее дороги, но все равно поблескивали металлом и могли вспороть брюхо Талату или бросить в спину отравленный метательный нож… Словом, отвлекаться не стоило.