Корона Героев
Шрифт:
Спустя два дня она принесла на Талатов луг скребницу и несколько щеток. Они принадлежали Кише, ее пони, но та вряд ли расстроилась из-за пропажи. Киша была идеальным верховым животным для юной сол — тонкокостная, изящная, очаровательней котенка. А кроме того, она была тщеславна, как Галанна, и ничто так не любила, как королевские выезды, когда коней первого круга убирали позолотой и кистями. Лошадям, принадлежащим сол, также вплетали ленты в гривы и хвосты, а хвост у Киши был особенно длинный и шелковистый. Пони, несомненно, возмутилась бы, доведись ей пропустить верховое приветствие на свадьбе Перлита и Галанны. Она никогда не пугалась развевающихся знамен и хлопающих бархатных попон, но если Аэрин пыталась выехать на ней за пределы Города, шарахалась от каждого листка, упорно норовя повернуть и умчаться домой. Они питали друг к другу глубокую неприязнь. Галанна ездила на Роке, родной сестре Киши. Аэрин была убеждена, что по ночам Рока и Киша сплетничают в конюшне о своих хозяйках.
У Киши имелась не одна дюжина щеток. Аэрин завернула несколько штук в лоскут кожи и спрятала в дупле «читального» дерева возле пруда.
Талата по-прежнему слишком снедало высокомерие, чтобы признать, как глубоко он наслаждается расчесыванием, но уши у него повисали, полуприкрытые глаза стекленели, а губы подергивались, когда Аэрин скребла его бока. Белые волоски разлетались метелью, ибо за годы, прошедшие с того момента, как он охромел, Талат стал совсем седой.
— Хорнмар, — сказала Аэрин спустя несколько дней старательно безразличным тоном, — как ты думаешь, нога у Талата все еще болит?
Хорнмар мягкой тряпочкой полировал Кестаса, молодого гнедого жеребца Арлбета. На конской шкуре и так не было ни пылинки. Аэрин смотрела на коня с неприязнью: он был здоровый, лоснящийся, веселый и при деле, а она любила Талата. Хорнмар задумчиво наблюдал за дочерью Арлбета. К тому времени уже все софор знали о тайной дружбе между ней и покалеченным боевым конем. Он радовался и за Талата, и за Аэрин, поскольку знал о том, как ей живется, больше, чем ей хотелось бы. Кроме того, в самой глубине души он немножко ей завидовал: Кестас был великолепной лошадью, но Талат в свое время был лучше. А теперь Талат отворачивался от старого друга, прижав уши.
— Думаю, больше не болит. Но он привык щадить эту ногу, и мышцы ослабели. Да и из-за шрама они зажаты, — ответил он спокойно и отполировал еще несколько дюймов Кестасова бока. — Талат хорошо выглядит последнее время. — Главный конюх бросил взгляд на Аэрин, увидел, как девушка краснеет, и отвернулся.
— Да, толстеет, — отозвалась она.
Кестас вздохнул и дернул хвостом: Хорнмар подвязал его, чтоб тот не бил его по лицу. Конюх обработал лошадиный круп и перешел на другую сторону. Аэрин по-прежнему наблюдала за ним, прислонившись к стенке денника.
— Талат мог бы еще немного приблизиться к прежней форме, — осторожно сказал наконец главный конюх. — Однако, скажем, для тяжелого всадника он больше не годится.
Аэрин в ответ неопределенно хмыкнула. У Кестаса имелось черное пятно на плече, она потерла его пальцем, он повернул голову и ткнул ее носом. Она коротко приласкала его и тихонько ускользнула.
На следующий день Аэрин ехала на своем покалеченном жеребце. Сначала она его расчесала, а закончив, свалила инструменты в кучу. Провела пальцем вдоль широкой щеки. Талат, ничего не имевший против лишнего внимания, уперся носом ей в живот, подставляя вторую щеку под другую руку. Потом она прошлась по его левой стороне, положила ладони на холку и на спину и оперлась на них. Он уступал ростом большинству королевских жеребцов, но все равно оказался слишком высок для нее, подтянуться самостоятельно не получалось. Он дернул в ее сторону ухом.
— Ладно.
Она положила одну руку ему на плечо, и он пошел за ней к валуну, выбранному ею для этой цели еще несколько дней назад. Девушка залезла на камень, а конь стоял тихо, пока она медленно закидывала ногу ему на спину.
И вот она сидит на нем верхом. И ничего страшного. «Хорошо, — сказала она самой себе сердито, — а чего я ждала? Его приучили к седлу, когда я еще под стол пешком ходила. Первый раз».
Талат прянул ушами назад и наклонил голову, словно вновь почувствовал удила во рту. Аэрин легонько сжала колени, и он пошел прочь от сажального камня: топ-топ-топ-шарк. Он оказался больше, чем она ожидала, и ноги, раздвинутые в попытке охватить широкую спину боевого коня, начинали болеть. Хотя Талат два года ничего не делал, только в поле стоял, под ее руками бугрились твердые мышцы.
С тех пор она ездила на нем каждый день. Поначалу разок обойти пастбище. Начиная и заканчивая у сажального камня. Затем два или три раза: топ-топ-топ-шарк, топ-топ-топ-шарк. Талат шел, когда Аэрин стискивала колени, и поворачивал вправо или влево, когда она двигала одной коленкой. После нескольких попыток конь усвоил, что, откидываясь назад, она хочет, чтобы он остановился. Каждый раз, спешившись, Аэрин гладила больную ногу: ни жара, ни припухлости, ни повышенной чувствительности. Однажды она стукнула по длинному уродливому шраму кулаком и сказала: «Прекрасно, надеюсь, он действительно больше не болит», — снова взобралась на коня и сжимала ногами до тех пор, пока Талат, удивленно подергивая на нее ушами, не перешел на шаркающую рысь. Он прохромал шесть шагов, и она позволила ему остановиться. Слезы жгли ей глаза, она молча скормила ему батончики и рано ушла в тот день.
Тем не менее на следующий вечер Аэрин вернулась, хотя и мрачная, и, расчесав коня, попыталась взяться за книгу. Но он подошел к сажальному камню и встал там, выжидательно глядя на нее. Аэрин вздохнула, снова взобралась на него и коленями послала вперед. Талат сразу перешел на шаркающую рысь и после шести шагов не споткнулся и не остановился, но пошел чуть более гордо: четверть пути вокруг пастбища, половина… Всадница откинулась назад, и он послушно перешел на шаг, однако его уши говорили: видишь? Именно в тот день в сердце Аэрин зародилась крохотная безумная надежда.
5
Все шло к тому, что Аэрин таки придется присутствовать на свадьбе Галанны. Действие сарки бесспорно сходило на нет.
— Оно тянулось так долго, нет бы продержаться еще чуть-чуть! — раздраженно сказала Аэрин Тору.
— Оно пыталось, я уверен, — отозвался Тор. — Просто не учло, что имеет дело с Галанной.
Галанна ухитрилась отложить великое событие еще на полгода — потому как она жеманно объяснила, что свадьба должна быть безупречна, а за оставшееся время невозможно собрать все необходимое для идеала. Тем временем Аэрин неохотно начала занимать прежнее место при отцовском дворе. Особой необходимости в ее присутствии не было, но отсутствие привлекало внимание, да и сарка в конце концов не убила ее.
— Может, мне удастся убедить Галанну, что я слишком неуравновешенная, чтобы держать фату и жезл или бросать цветы и петь? С меня вполне достаточно просто постоять возле отца с бледным и болезненным видом. Наверняка. Она, скорее всего, хочет моего присутствия не больше, чем я сама.
— Тогда ей следовало изначально поточнее рассчитывать сроки, когда она подбивала тебя съесть листья сарки.
Аэрин рассмеялась.
— Почти жалею, — уныло продолжал Тор, — что мне не хватило предусмотрительности самому слопать целое дерево.