Корона клинков
Шрифт:
При этом эльф ненавязчиво вытеснял Кемара к выходу.
— А сыну я знатную трёпку задам, это будьте покойны. Всыплю, три дня сидеть не сможет. Ишь, моду взял по чужим дворам шататься да отца позорить! Ну, бывайте здоровы. Глядишь, на празднике свидимся, тогда и выпьем вместе за мой счёт, разумеется.
Не успели тяжёлые шаги Кемара затихнуть в конце коридора, как Ясень сказал Аэцию:
— Собирайся.
— Но почему? — спросил принц, вытаскивая из-под кровати их дорожные мешки.
— Боюсь, наш собаковод не успокоится, — Ясень с сомнением покачал головой, —
— Значит, дожидаться возвращения Торки в спокойном месте не удастся, — уныло заметил принц.
— Нет.
Кемар опустился на табурет в общей зале и громогласно потребовал пинту тёмного пива. Не смотря на то, что он получил хорошего отступного, на душе было муторно, а внутренний голос начал нашёптывать и совсем уж мерзкие вещи. Надо было стребовать с хромого виноторговца вдвое, если не втрое. А что? Выложил бы за милую душу, по нему сразу видать — слабак. На такого надави как следует, и готово. И ещё хорошо было бы поганому эльфу по роже съездить, — мечтательно подумал он.
К эльфам у Кемара был свой особенный счётец ещё с времён Северной войны. Правда, какой именно, он никому не говорил ни по трезвому, ни по пьяному делу. Однако ж братию эту на дух не переносил. И сейчас жгло обидой то, что опять пострадал через них.
— Небось, специально заявились в Пригорицы, — со злостью сам себе сказал он, и отхлебнул из пустеющей кружки, — чтоб опять порядочных людей позорить. Нет, им спуску давать нельзя!
Пиво кончилось. Кемар подумал заказать снова, но его внимание привлёк разговор.
— Тебя, Дарька, в самый раз за смертью посылать, — выговаривала кому-то хозяйка гостиницы, — ты, наверное, опять в лавку бакалейщика через ярмарочную площадь ходила?
— Что вы! — ответил взволнованный девичий голос, — вы даже представить себе не можете, что со мною приключилось!
Вдова скептически хмыкнула. Судя по всему, она считала своё воображение вполне способным представить себе оправдания загулявшейся служанки.
— Иду, значит, я к бакалейщику, — затараторила не видимая Кемару Дарька, — и кого, как вы думаете, я встречаю?
— Неужто самого святого Аттия Леронского? — ядовито поинтересовалась вдова.
— Вовсе нет. У самой бакалейной лавки я вижу: идёт мне навстречу тётя Варда, такая счастливая! Она — ближайшая подруга моей матушки. Помните, я рассказывала? Она ещё коврики с собачками вышивает. Так вот, у тетушки Варды по весне жуткое несчастье приключилось, пропал её любимый пёсик. Уж она своего Жулика где только не искала, даже денег сулила тому, кто бедную собачку возвернёт.
При упоминании ненавистной клички Кемар чуть не подскочил на месте.
— Матушка моя всё подсмеивалась над подругой, — продолжала рассказ девица, — давно, говорит, из твоего Жулика бродяги суп сварили, потому, как шкурки такого маленького существа даже на воротник не хватит, не то, что на шапку. А тётя Варда всё твердила, жив,
— И что дальше, — перебила её вдова, — боюсь, до бакалейной лавки и покупок мы доберёмся к закату.
— Так вот, я и говорю, — нимало не обиделась Дарька, — сегодня чудо и свершилось. Родная сестра подруги моей матери привела Жулика живёхонького, здоровёхонького. Оказалось, он всё это время был заколдован в огромную злющую собаку. Хвала богам, поутру какой-то незнакомый паренёк в два счёта снял чары с Жулика. Тётя Варда теперь так счастлива, так счастлива, что готова послать этому неизвестному целую корзину сладостей в знак благодарности за его благородный и бескорыстный поступок. Но самое удивительное то, что вроде бы этот таинственный молодой волшебник живёт у нас. Я думаю, это тот красивый мальчик, сын высокого постояльца со второго этажа.
Этого Кемар выдержать просто не мог. Он с такой силой грохнул глиняной кружкой о стол, что она развалилась надвое.
— Не буяньте тут, господин хороший, — мгновенно отреагировала вдова, — у нас приличное заведение, а не забегаловка, где всякий пьянчуга может посуду крушить.
Но последних слов Кемар не расслышал. Он со всей возможной скоростью, которую ему позволяли развить тучность и отдышка, нёсся на второй этаж, желая мести.
Он с силой толкнул дверь в ненавистный номер.
— Вы, вы…, — задыхаясь, с выпученными глазами проговорил он.
— Мне казалось, мы разрешили наш вопрос, — сказал Ясень, нехорошо прищурив глаза. В его руке оказался посох.
— Я получил плату за изуродованную собаку, — Кемар обрёл, наконец, дар речи, — а за моральный ущерб кто заплатит? Мой моральный ущерб никак не меньше двух золотых стоит. Не позволю всякому эльфийскому отродью героя Северной войны унижать! Пошли к бургомистру, пускай власти решают, какое наказание полагается за богомерзкую нелюдскую магию. Я лично знаю бургомистра, он разберётся.
— Значит, вам ползолотого показалось мало? — с невинным видом поинтересовался Ясень, перекладывая посох в левую руку. Как большинство эльфов, он был левшой.
— Смехотворно мало, — подтвердил бывший хозяин заколдованного Жулика, — будь моя воля, я бы вас обоих на крест отправил.
— Интересная мысль, — сказал эльф.
Кемар даже не увидел, как внезапно взлетел посох и врезался ему прямёхонько в основание черепа. Не заметил он так же и исчезнувшей внезапно хромоты своего врага. Глаза толстяка закатились, и он тяжело повалился на пол.
— Помоги перетащить его на кровать, — спокойно произнёс Ясень, беря Кемара под руки.
Аэций кивнул и сгрёб ноги. Очень скоро незваный гость лежал в живописной позе на кровати. Всякий, кому взбрела бы в голову мысль заглянуть в комнату, посчитал, что Кемар сладко спит, повернувшись лицом к стенке.
Ясень осторожно выглянул в коридор, захватил вещи и дал знак принцу следовать за ним.
— Уже съезжаете? — встретила их внизу вдова ветерана.
— Да, — кивнул эльф, — дела призывают нас в дорогу, хоть и жалко покидать ваш гостеприимный кров.