Корона Мышки-норушки
Шрифт:
– С огромным удовольствием выпью, – заверил я.
Мы пошли по коридору, Инна опять принялась кричать:
– Элен, Элен, Элен!
Горничная появилась спустя несколько минут после того, как мы устроились в креслах.
– Тута я. Чего надоть?
– Завари чай, – коротко приказала хозяйка.
– Угу, – кивнула помощница по хозяйству и начала пятиться к двери.
– Стой! – скомандовала Волкова.
– То иди, то стой, – вздохнула женщина.
– Открой элитную заварку, которую я из Лондона привожу, – приказала Инна.
Элен вздернула брови.
– Когда
Инна закатила глаза.
– Лондон – столица Великобритании.
– Да никакой разницы, – махнула рукой Элен, – что американцы, что великобританцы, все они не русские!
– Возьми новую банку из кладовки, – уточнила Инна.
– Эка вспомнили, – засмеялась домработница, – последний раз там хорошим чаем пахло, когда Михаил Петрович на гастроли в эту летал… как ее… страна… О! Цейлонятина! Там слоны водятся. И на коробке, которую хозяин привез, его морда была.
Я постарался не рассмеяться. Навряд ли на упаковке красовалось изображение самого поэта-куплетиста. Скорей всего, на жестяной банке был рисунок слона.
– Давайте вам кофе сделаю, – продолжила Элен, – с капучиную!
На лице Инны возникло странное выражение, такое бывает у человека, который изготовился прибить тряпкой муху.
– Очень люблю капучино, – сказал я, в чьи планы не входило упаковывать труп горничной в мешок, а потом зарывать его в подмосковном лесу. Понятно же, что дама тонкой душевной организации не способна сама закопать тело убиенной ею нерадивой прислуги.
Домработница не дождалась разрешения хозяйки, ушла.
Инна покачала головой:
– Элен ужасна, но я не могу ее выгнать. Миша незадолго до смерти составил завещание. Он словно предчувствовал свою смерть, указал в бумаге, что прислуга должна до своей смерти получать жалованье сполна каждый месяц. Антон Сергеевич, адвокат моего покойного любимого Мишеньки, следит за исполнением его распоряжения. Я вынуждена платить неумехе. А раз она получает деньги, то пусть работает. Надеюсь, получим кофе до Нового года.
– И не такая уж я косорукая и на улитку не похожа, – донеслось из коридора.
Инна всплеснула руками.
– Хватит подслушивать. Завари кофеек. Одна нога здесь, другая там.
– Эхе-хе, – засмеялась горничная, – если я по вашему желанию правой конечностью побегу в кухню, а левую здесь брошу, то упаду, не встану. И не видать вам ни еды, ни вещей чистых, ни порядка в доме.
Хозяйка опустилась в кресло.
– Увы, сегодня у нормальных горничных выходной. Я осталась один на один с Элен. Ванечка, что вас привело ко мне?
– Исчезновение Екатерины вместе с драгоценностями, – коротко объяснил я.
– Очень рада, что ты, милый мой, взялся мне бесплатно помочь, – запела Волкова.
Я постарался не выказать своего удивления. О безгонорарной работе речи не шло. Ирэн, наоборот, говорила, что Волкова должна заплатить, она хорошо обеспеченная дама.
– Когда Левушка наконец собрался жениться, – пела Инна, – я безмерно обрадовалась. Когда сыну исполнилось восемнадцать, очень боялась, что его захомутает предприимчивая баба, которой тридцатник прозвонил,
Я кивнул, Инна продолжала:
– Сначала я радовалась, что у Левушки нет желания по бабам бегать, но когда ему к тридцати подкатило, занервничала, начала искать невесту. У нас появилась Катя, она из хорошей семьи.
– Вы знали ее родителей? – уточнил я.
– Конечно, – кивнула хозяйка, – и мать, и отца, и саму Катю. Помню ее маленькой, подростком не видела. Бронислав когда-то работал с Мишей. Муж – гениальный музыкант, он сам играл на концертине. Знаешь, что это?
– Маленькая гармонь, – ответил я, – крохотная.
– Молодец, сейчас мало кто правильно ответит, – похвалила меня Инна. – Инструмент выглядит кукольным, оттого все считают, что овладеть им легко. Наоборот! Концертину трудно освоить, и надо иметь очень ловкие пальцы. Мише требовался еще аккомпаниатор! Он нашел Бронислава. Тот неудачливый пианист! Его игра! О боже!
Хозяйка приложила ладони к вискам.
– Едва Броня садился за рояль и начинал извлекать из него звуки, перед моими глазами возникала хромая утка, которая ходит по клавишам. Малежкин – антимузыкальное создание. Он не имел концертов, никто не желал работать с Броней, поэтому он стоил копейки. Но другие, ненамного его лучше, брали за свою работу намного больше. Броня играл, а Миша использовал концертину, пел. Когда муж умер, об этом, естественно, сообщила пресса. И мне позвонила девушка, представилась: «Вас беспокоит Катя Малежкина, дочка Бронислава и Софьи. Можно мне прийти на похороны? Хочу почтить память великого певца. Мой папа гордился, что работает с Волковым». Вход на кладбище был открыт, она могла заявиться на могилу без моего согласия. Но девушка продемонстрировала воспитанность, поэтому я велела ей: «Подойди ко мне. Помню тебя совсем маленькой, взрослой не узнаю». Она выполнила просьбу.
Инна положила ногу на ногу.
– И кого я увидела? Милое, но обычное личико, у нее была правильная речь, интеллигентное поведение. Девушка нашего круга. Тихая, стеснительная, аккуратная. Я навела о ней справки, стала приглашать в гости. Левушка поближе познакомился с Катей и остался доволен. Она внимательно слушала его, всегда соглашалась со всем, что Левик говорит, не набивалась в гости, не зазывала его на свидания. А если они шли куда-то, Катя в основном молчала, слушала Левушку.
Инна подняла руки к потолку.
– Где кофе? Элен! Элен!
Дверь приоткрылась, показалась голова домработницы.
– Чего вам?
– О боже, – простонала хозяйка.
– Хотела кофеек сварить, а зерен нет, – объяснила помощница по хозяйству, – утром последние использовала. И чайная заварка тю-тю.
– Так купи! – приказала Инна.
– Ща пойду, только белье выну из стиралки. А то пролежит в барабане, все изжмакается, не разгладить, – объяснила Элен.
Голова исчезла.
Инна потерла пальцами виски.