Корона, Огонь и Медные Крылья
Шрифт:
Жаль, что нельзя ему наподдать, этак запросто, по-семейному. Отец разгневается, не угодно ли… и приходится терпеть рядом эту дрянь, этого любимчика, из одной только сыновней почтительности.
Быстро отец матушку забыл. Нет, я все понимаю, спать с кем-то надо, но зачем же короновать первую встречную шлюху из захудалого дома, а, дамы и господа? Таких принцесс в округе — как грязи.
А наш душенька Эмиль всегда приходит вовремя. Напомнил баронам, будь он неладен… И они тут же выразили сочувствие, скоты такие!
Альфонс, главное лицо по женской части в моей свите, отвесил поклон, чинил политес — и сказал со скорбной миной:
— Ах, ваше прекрасное высочество, похоже, со свободой вам придется расстаться!
И Жерар
— Да, да, дорогой принц, пора, пора начинать делать детей не просто так, а во имя отечества и для блага короны! Пора, пора вам, бесценный друг, позаботиться о престолонаследии…
Даже Стивен улыбнулся — "гы, забавненько!" — и выдал:
— Небось девственница! Хе!
Расстаться со свободой! Уже! Сию минуту-с! Только штаны зашнурую! Подонки, ха-ха! Лишь бы сказать гадость своему принцу!
А Альфонс почмокал и добавил:
— Девственница, да еще, говорят, сказочная красавица! Ваше великолепное высочество, я вам, где-то в глубине души, даже завидую! Знаете, в глубине… очень глубоко…
Конечно, так я и поверил! Красавица! Правда, портрет я видел, но, во-первых, эту сучку рисовали еще щенком, а во-вторых, портрет никогда ничего не доказывает. Вот, не ходить далеко за примером, Эдгар, мой двоюродный братец, женился на дочери курфюрста Скального Мыса. На портрете была такая красавица — хоть в святом храме ее выстави вместо статуи Божьего вестника, а в действительности оказалось, что двух зубов у нее нет и одна нога короче, ха-ха, представляете?! Приятно. Умный художник ее для потомков запечатлел с закрытым ртом, а походку по картинке себе не представишь. Вот тебе и забота о престолонаследии!
Хотя эта уродина Эдгара вполне стоит, я считаю. Знаете, как говорят: демоны копыта сбили, чтобы парочку подобрать! Она хромая, он тощий, как жердь. Феерическое зрелище!
А государь Эдуард известный политик, всегда себе на уме. Пишет отцу "мой августейший брат", но блюдет сугубо собственные интересы. Отсюда следует все остальное: наши послы эту принцессу не видели, а послы Эдуарда про хромоногую и рябую будут говорить "замечательная красавица", если им Эдуард прикажет. И еще. Они, конечно, упоминали, что невеста воспитывалась в монастыре, имея в виду, что предлагают гарантированную девственницу… но кто ее знает, на самом деле? Мало ли, какой похотливый святоша там ее исповедовал!
Не то, чтобы мне было до всего этого особенно большое дело. Если бы я выбирал любовницу надолго, то уж точно не из девственниц: они ломаются, визжат, хнычут и ничего толком не умеют. Девственницы — это забава на разок, когда есть настроение объезжать норовистых, в узду и шпорами, чтобы не брыкались! А самые лучшие любовницы, которых можно терпеть какое-то время — это девки, что ни говори.
Девки и еще, пожалуй, шустрые замужние дамочки, которые от девок недалеко ушли, вроде этой Шарлотты. С ними можно не тратить времени на ерунду, вроде болтовни ни о чем. Но жену, по традиции, освященной веками, нужно взять непременно девственницей, а потом всю жизнь смотреть на ее постылую физиономию и как-то ухитряться выбирать свободные ночи, чтобы делать наследников престола. Короче, дамы и господа, это скучища смертная, просто то самое ярмо, которое бедный принц вынужден терпеть на своей шее ради заботы о престолонаследии и блага отечества, зараза!
И весь ближайший месяц старый идиот Оливер, любимчик отца и якобы дальновидный политик, замучился блеять, какое это важное дело — забота о престолонаследии. Благие небеса! Если бы отец всегда его слушал — меня бы окрутили еще в детстве! Просто повезло: они решили-таки, что надо дождаться, пока вырастет эта Жанна, моя нареченная во Господе… Ах, наконец-то! Да неужели же она все-таки выросла?! Просто поверить не могу, обгадиться и не жить, как я счастлив!
А Оливеру я так и сказал: "Дорогой герцог, если вас так уж интересуют мои постельные дела, то у меня уже человек пять детей! Можете отгадать,
Отца я, разумеется, не считаю. Я — верный вассал… Но, если взглянуть с другой стороны: его заставили делать детей уже пятнадцати лет от роду, и это дало некие плоды. Я и пара моих братцев-оболдуев уже выросли и ждем неизвестно чего, а отцу еще нет сорока. Да он просто из железа кован, не человек, а рыцарский меч! Он и десять лет еще прожить может, и двадцать, и двадцать пять, и тридцать, если будет Господня милость — а я все это время буду стариться рядом, преданно заглядывать ему в глаза и чувствовать себя девой-неудачницей… Ну уж нет, я нелепых ошибок не повторяю и дурным примерам не следую.
Дети, знаете ли, детям рознь. Не все же такие почтительные и верные, как я, или такие блаженные идиотики, как Эмиль! Бывают на белом свете такие дети — как их только милость Божия терпит! — которые устраивают заговоры, нанимают убийц и ни с каким сыновним долгом не считаются. Нет уж, нам этого не надо. Я бы вообще лучше женился совсем старый, тогда дети будут маленькими до упора. Пятилетний младенец не станет плести интриги против родного отца.
Этими здравыми мыслями я, натурально, ни с кем не делился. Вся светская челядь, которая крутится вокруг трона — законченные подлецы, им ничего не стоит выдумать для твоих слов какой-нибудь потайной смысл и донести. А отец… он мудр, конечно, но крутоват и слишком много слушает сволочей из Малого Совета. Упомянутые же сволочи… стоит только посмотреть в бесстыжие глаза дядюшки Генриха, или дядюшки Томаса, или двоюродного братца Эдгара — и сразу понятно, о чем они думают. Что у них есть права на корону Трех Островов, вот что! Прозрачненькие такие права, условненькие — но есть. Королевская кровь. Вот если на их счастье отец нас с Мартином и Эмилем казнит и сам потом помрет, то как раз дядюшка Генрих и усядется на мой трон… в смысле, на трон королевства своей тощей задницей. А если отчего-то и он скопытится — тогда уж Томасу подвалит счастье! А дальше их выродки на очереди. И шанса все это приблизить они ни за что не упустят.
Отца, положим, они еще боятся. Делают вид, что уважают и преклоняются. Но меня — меня! — я знаю точно, не ставят ни во что. Тот же Эдгар тихо ненавидит — не может забыть, как в детстве я его лупил. Ха-ха, шикарно! Между прочим, я его и сейчас могу отлупить — он это хорошо знает. Святой Фредерик говорил: "Король должен быть крепок телом"! А чтобы быть крепким телом, надо охотиться, заниматься физическими упражнениями, фехтовать, скакать верхом, а не читать дурацкие книжки. Выродок, светский дегенерат на тонких ножках, что он, вообще, может?! Такая же мразь, как Эмиль, в сущности — недаром же он моего младшенького "так любит, так любит", что вечно с ним шушукается. Будь у Эмиля какие-нибудь мозги, я бы думал, что Эдгар его против меня настраивает, а так — настраивать нечего.
Мартин, конечно, еще более или менее человек. Родной брат, все такое. Но, с другой стороны, он тоже та еще скользкая зараза. Непонятно, в кого такой уродился: матушка была женщина простая, добрая, без вывертов, отец у нас вполне рыцарь, крутой и прямой — а этот просто угорь какой-то. Никогда не скажешь по физиономии, что он думает.
Наверное, поэтому, отец его вечно гоняет по провинциям с поручениями. Мартин уже всю страну облазал до самых замшелых медвежьих углов: то письмо отвезти, то передать какую-нибудь ерунду, то уговорить кого-нибудь прибыть ко двору, чтобы уладить какую-нибудь свару. Если надо на континент, к Иерарху, например, так опять же посылают Мартина — и слава Богу, я считаю.