Корона скифа (сборник)
Шрифт:
— Ну, тогда тебе не помешают те деньги, которые господин Улаф Страленберг будет тебе платить за квартиру, — сказал Философ Александрович. — Кстати, у тебя совершенно-великолепные пейсы! А я знаю, что был в России закон, запрещающий евреям, живущим в городах, носить пейсы.
— Что до пейсов, то закон о них так и остался, но не действует в Сибири, оттого так много евреев в Томске, что они тут имеют многие послабления. Сперва-таки ссылали евреев исключительно в городок Каинск, и это был такой, знаете, сибирский Иерусалим! Но теперь многие евреи из Каинска перебрались в Томск, да еще больше прибыло их из России, где их угнетали.
А что до платы за квартиру, то она мне таки не помешает. Я пущу молодого господина, если он будет жить-таки тихо. Этот дом не принадлежит Кацу, этот дом купили Каминэры, чтобы потом сломать его, когда будут у них лишние деньги, и построить на этом месте новый хороший дом. Может, это будет магазин или аптека, кто знает… Пока я у них тут живу за сторожа, живем вдвоем с женой, дочери повыходили замуж. Молодому человеку я выделю большую хорошую комнату. Мне кажется, он приличный молодой человек.
— Еще бы не приличный! Горохов плохого человека не приведет. Господин Страленберг — известный шведский ученый, он все дни проводит в ученых занятиях, ты ему помогай!
— Кац человек маленький. Это не его дом, а Каминэров. Не дай бог не угодить богачам. У богатых портится характер. Нам, евреям, положено, ходить в синагогу пешком, так что делают эти Каминэры, Зумер-Финкели и Фуксманы? Они едут в синагогу в каретах! Не доезжают до синагоги квартал, тогда выходят и идут пешком. Кого же они обманывают? Разве Бог это все не видит? Как вы думаете?
— Ты, я вижу, любишь поболтать, но ты не докучай этим господину ученому! — сердито сказал Горохов. — Ученый проводит дни в раздумьях, напрягает свой мозг. Понимай это!..
Так поселился Улаф Страленберг на Воскресенской горе. Когда его в очередной раз навестил Горохов, Улаф сообщил ему важную новость. Постепенно ознакомившись с домом, Улаф узнал, что здесь есть очень глубокий подвал. Самуил Кац держал в этом подвале стекло и запирал дверь на замок. Улаф Страленберг не раз просил еврея показать ему подвал, но тот говорил, что там пыльно и грязно.
— А ну, веди нас в свой подвал, мы хотим посмотреть, возможно, что его строили предки господина Страленберга. — строго приказал Философ Александрович.
Кац повел их в подвал с неохотой, он держал в руке огарок свечи:
— Сейчас и ставни не отпереть, они засыпаны снегом. Темно в подвале. Что там? Только мои ящики со стеклом. Сейчас я его режу в своей комнате, да сейчас и заказов таки не густо. Заказы все бывают летом. Тогда я открываю нижние ставни, солнце заглядывает в подвал, и я режу там, на столе, стекло. Я режу его на такие куски, какие годятся для томских окон. Я знаю размер всех видов томских окон наизусть. Рамы ведь делают одинаковые.
— Ты режешь на столе? — спросил Горохов, — а стол большой, прочный?
— Очень большой и очень прочный, — ответил Кац, — как же столу не быть прочным, если он сделан-таки из камня?
— Из камня! — разом вскричали Улаф Страленберг и Философ Александрович.
— Из камня, — не понимая, почему это их взволновало, — ответил Самуил Кац. — Да столешница была испорчена, кто-то вырубил на ней зубилом желобки да канавки. Кацу пришлось-таки попотеть, чтобы сделать этот стол ровным и гладким, полмесяца скоблил я эту столешницу скребками и добился-таки своего…
При этих словах Философ Александрович ухватил его за один из пейсов и пребольно дернул:
— Ах ты, скотина! Ты все испортил!
Кац был искренне удивлен:
— Почему же? На гладком столе гораздо лучше резать стекло!
Улаф Страленберг успокаивающе пожал руку Горохову:
— Разумеется, господин Кац, приспособил стол для своих нужд, это понятно. И стекло ему хранить где-то надо, это тоже понятно.
Но я надеюсь, что господин Кац позволит мне здесь заниматься химическими опытами. В жилой комнате химией заниматься вредно. А здесь можно все чисто прибрать, господин Кац может резать стекло и наверху, там много места. На каменном столе у меня будут стоять колбы с реактивами. За подвал я буду платить господину Кацу дополнительную плату. Вы согласны, господин Кац?
Кац снял ермолку и отер ею внезапный пот. Дополнительная плата? Это другое дело. Ему в этом подвале всегда было холодно и неуютно. Стекло можно держать и в сарае. Дополнительная плата — это просто божий дар!
Через какое-то время Улаф Страленберг и Философ Александрович сидели в комнате Улафа за самоваром. На столе горела, купленная у Каца, тонкая и длинная еврейская свеча.
— Он испортил стол, и все пропало! — сердито говорил Философ Александрович, — теперь нам ничего не найти. Куда вы будете накладывать вашу пластину, если чертежа нет! Этот пархатый его соскоблил!
Улаф Страленберг с аппетитом грыз великолепные русские баранки. Он всегда восхищался этим русским национальным продуктом. Калачики эти из плотного теста так засушены, что долго не портятся, сохраняют вкус и аромат, для здоровых зубов — это истинное удовольствие. Баранки и горячий душистый китайский чай, можно ли придумать лучшее угощение, когда на дворе трещит мороз, в печи стреляют дрова?
Улаф улыбнулся и сказал:
— Все не так мрачно, многоуважаемый Философ Александрович! Я ученый, а наука выручает иногда в самых затруднительных положениях! Воздействие света на углубления, вырубленные зубилом, и на остальную площадь стола были различными по своей силе.
Если теперь нанести на стол определенные химические вещества, то чертеж, соскобленный этим несчастным евреем, проявится. Возможно, изображение будет не очень-то ярким, даже еле заметным, но этого нам будет достаточно, чтобы определить направление поиска.
— Когда же вы сделаете это ваше химическое воскрешение чертежа?
— Придется ждать весны, Философ Александрович, вы же ощутили, какой полярный холод в подвале? И ставни раньше весны не открыть. А для моих опытов нужен солнечный свет.