Корона Тафелона
Шрифт:
— Надо было убить для них. Всё равно кого. Ты и Эрна сгодились бы им не хуже. Даже лучше. Те люди были мне чужие.
Она бросила поспешный взгляд на девочку, но та уже спала, завернувшись в плащ дяди Виля.
— Так я тебе не чужой, Маглейн? — хмыкнул убийца. — Какая приятная неожиданность.
Магда подняла мокрую рубашку Виля, разглядывая при свете костра, остались ли там пятна крови.
— Им нужен был первый встречный, — угрюмо сказала она. — Жрецам. Хотели зарезать на своём алтаре мальчишку, чтобы солнце слаще
— Не повезло им, а, Маглейн? — отозвался убийца. — А ты им зачем понадобилась?
— Враг их знает, — отозвалась ведьма, так же тщательно проверяя штаны. Швырнула одежду убийце.
— На, повесь сушиться, — сказала она. Виль хотел заворчать, но глянул в сосредоточенное лицо названной сестры и промолчал. Она уже склонилась над своей сумкой и принялась в ней копаться.
— Что ищешь, Маглейн? — мирно спросил убийца.
— Духи получили слишком много, — пояснила ведьма. — Я должна потратить часть их сил, чтобы они не стали слишком могущественными.
— Маглейн, эти духи тебе мерещатся, — устало напомнил Виль. — Прекрати с ними играть. Прозревшим не пристало…
— Мерещатся?! — вскинулась ведьма и рванула завязки платья, показывая следы, которые на её груди оставили духи. Убийца поперхнулся усмешкой.
— Ты б уж не хвасталась, а, Маглейн? Прикройся. Что ты потом барону своему говорить будешь?
— Барона это не касается, — пробурчала ведьма, завязывая платье. — Это колдовство. А сейчас мне нужно сварить зелье.
Она исподлобья взглянула на названного брата.
— Или запрещаешь? — с вызовом спросила ведьма.
— Да колдуй ты на здоровье, — отмахнулся Виль. — Что хоть смотреть будешь?
— А ты думал? Само собой, где Овелаалуухи прячется. Это же его духи. Знал бы ты, как они хотят к нему вернуться…
Её лицо исказила злобная усмешка. Получив плату, духи немного успокоились, но успели нашептать Магде, что они хотят сделать с нарушившим сделку колдуном.
Глава седьмая
Разбойники
Иргай так и не помирился с Дакой, и она осталась жить в шатре Врени. Ту случившееся безумно сердило. Она уже привыкла в одиночестве жить в своём шатре, а тут ей подсунули двух маленьких детей, которые к тому же орут на два голоса. Хуже всего — сама виновата. Зачем она вообще послушала Паука? Тьфу ты, надо же — брат во прозрении. Намаялся, небось, и ведьма намаялась с чужим ребёнком, теперь вот ей подсунул. Чтоб ему…
«Купцы» выехали с утра и к вечеру в лагерь прискакал Нифан, второй брат Иргая, и сказал, что дело сделано. К вечеру же наёмники свернули лагерь и теперь были готовы ехать. Оказалось — недалеко — лесными тропами в селище, которое когда-то захватили разбойники. Когда Врени доехала до него, наёмники уже согнали местных крестьян в три жалких сарая и выставили стражу. Врени споро занялась немногими ранами. Разбойники, похоже, были совсем бедными, хорошего оружия не припасли, так что победа далась наёмникам дёшево.
— Измельчали, — огорчённо говорил Увар Харлану, стоя в самом хорошем доме селища. Сюда разбойники стащили своё богатство. — То ли дело раньше. Или мы добыча такая мелкая или князья всех разогнали.
Он покосился на Врени, которая заглянула узнать, нет ли ей здесь работы.
— Чего тебе, Большеногая?
— Сам-то не ранен? — спросила цирюльница.
— Не ранен. Иди, Юлди позови.
Врени скорчила рожу. Монаха она недолюбливала. Не то чтобы он был плохой человек, просто он служил Заступнику, а она — Освободителю, которого он называл Врагом.
— Возьми людей, кто не занят, — уже привычно приказал Увар монаху, — иди молиться. Всё селище обойди, освяти каждый домишко.
— Так я ж не рукоположен, — оторопел брат Юлди. — Я ж не могу освящать. Права не имею.
— Это ты будешь со своим начальством выяснять, — отмахнулся Увар. — А сейчас иди и сделай, как тебе говорят. А потом займёшься делом. Надо всю добычу переписать и разделить на людей. Большеногая, а ты тут что забыла? Нечего делать — иди отдыхай. Или оборотня натаскивай. Нечего тебе тут толкаться.
Врени передёрнула плечами. Никакой волшебный дар не поможет, если тебя просто не желают видеть.
Они заняли крестьянские дома, но избавиться от Даки и двоих её вопящих детей не получилось. Не то в степях что-то такое было принято, не то молодая женщина просто не задумывалась о том, что кто-то тут может хотеть спать, но только поселилась она именно в том доме, который указали Врени для отдыха.
Когда цирюльница вошла в свой дом, Дака как раз расстилала на полу волчью шкуру.
— Уснули? — шёпотом просила Врени.
— Уснули, — кивнула Дака. Её лицо сияло таким счастьем, что спорить с ней уже не хотелось.
Дака осторожно уложила детей на шкуру. Девочка, видимо, почувствовав мех, расслабилась, сонно обняла молочного брата и уснула крепче.
— Видишь? — кивнула их мать. — Не загрызёт она Сагилла.
— У неё, поди, и зубов пока нет, — хмыкнула Врени. — Ты гляди, когда обернётся…
— Не оборачивается она, — пожала плечами Дака. — Только спит да ест.
— И кричит, — хмуро сказала Врени.
— И кричит, — кивнула Дака. — Дети всегда кричат. Сагилл громче неё кричит.
Врени отвернулась и принялась раскладывать по лавке плащ, чтобы в него укутаться и уснуть, пока есть возможность. Сагилл-то громче кричит, но Сагилл-то человек. А девочка — нет и муж приёмной матери не принял её.
На следующий день к цирюльнице на деревенской улице подошёл брат Юлди.
— Чего тебе? — нахмурилась цирюльница.
— Принеси девочку, — попросил он.