Корона Тафелона
Шрифт:
— Брат Полди человек удивительной святости, я не…
— Ты сможешь, — непреклонно заявил Иргай.
Юлди вознёс самую длинную известную ему молитву (по случайности Врени её знала, эту молитву читали над больным, которого мучает запор), потом воззвал к Заступнику и обошёл лагерь, осеняя священным знаком каждый шатёр. Ничего не изменилось. Если Магда где-то пряталась, то не в лагере. Не было и Медного Паука, но вот уж за кого никто не беспокоился.
Цирюльница плюнула и пошла к Увару рассказывать, что его сестра куда-то исчезла. Оберста пришлось будить, после вчерашнего пира Увар
— Как — пропала? — не понял оберст.
— Исчезла твоя сестрица, — отозвалась цирюльница. — Вечером не проверяли, а с утра никто не видел.
— И вы молчали?!
— Да мы только сейчас убедились.
— Где Паук?
— И Паук пропал, — призналась Врени.
Увар выругался.
— Поймаю — шкуру сдеру, — посулил он. — С обоих. Завтра выступать с утра надо, а они в игры играть задумали.
Глава шестнадцатая
Через лес
Медный Паук вернулся под вечер, ни от кого не скрываясь и не пытаясь скрыть своего раздражения.
— Что? — спросил он Увара. — Тоже заметили? Бросила нас Маглейн. Вот уж от кого не ожидал.
— Как — бросила? — не понял наёмник.
— На шее ездила, — вместо ответа принялся бормотать убийца. — Виль то, Виль сё, Виль, поди туда, Виль, подай это. Кому рассказать — не поверят. Я и дров наколи, я и хвороста набери, я и воды наноси, я и каши навари. Девчонку мокрохвостую и то я пеленал! Белоручка! С хребта у папаши Виля не слазила. Сама шагу ступить боялась. Виль, пойди со мной, Виль, объясни им всё, Виль…
— Прекрати! — разозлился Увар. — Говори, куда Бертильда делась?
— Так я и говорю. Сбежала. Вот только ведь чуточку загулял, из внимания выпустил! Нянька я ей, что ли? Ух, баба она вредная! Наплачется с ней наш барон, помяни моё слово, наплачется!
Он перехватил взгляд оберста, ухмыльнулся и продолжил чуть серьёзней:
— Возвращаюсь ночью. Смотрю: нет бабы. Посреди шатра кошель валяется. Хороший кошель, бархатный. Монеты в нём — чуешь? — физантские. Сумки её ведьминской нет, с травами всякими. Котелок взяла. Припасы-то проверьте, небось тоже свою долю прихватила. Я искать — куда там! Весь день ходил. Глаза отвела, поганка. Здешний лес-то без ведьмы стоит, Маглейн на него права и заявила. Небось напрямик пошла, за собой дорогу закрыла. Куда её догнать теперь. Нам-то лес не откроется, пока Маглейн не захочет. А она не захочет.
— С чего ей бежать? — спросил Увар. Медный Паук развёл руками.
— Враг её знает. Баба, одно слово. Вожжа под хвост попала — вот она и кинулась.
— Ночью, одна? — не поверил оберст.
— А чего ей в своём лесу бояться? Князь её жрать не сунется, воняет от неё погано для кровососов. Зверьё на хозяйку пасть не раззявит. Люди?... К ней ещё поди подберись. Ведьму, Увар, врасплох надо брать. И на чужой территории.
Он почесал в затылке.
— Вот твой парнишка-то. У которого голова с трещинкой. Ведьмины обманки не видит, сквозь них идёт. Он бы смог, наверное. Но через лес по её дороге и он не пройдёт. Не дано людям-то напрямик ходить. Перед Маглейн-то деревья расступаются, а как пройдёт — обратно встают да трава примятая распрямляется. Следов нет, где сыскать? Ведьма, одно слово.
Он сплюнул.
— Монеты физантские. У кого б узнать, монах-то в замке сейчас или делся куда?
— Что ж ты просмотрел? — усмехнулся Увар. — Монаха с утра из замка выставили. Одну только лошадь оставили, даже вьючной не дали.
Паук оживился.
— Тот, небось, на юг отправился?
Увар кивнул.
— Ну и прекрасно. И мы на юг поедем.
— А Бертильда? — спросил оберст, пристально разглядывая убийцу.
Тот снова сплюнул.
— Ты что, думаешь, я её пришиб да в овраге спрятал? Делать мне нечего. Такую поганую бабу, Увар, беречь надо. Холить и лелеять. Потом к людям вывести — и главное спрятаться успеть.
— Говори толком, — нахмурился Увар.
— А чего там, — махнул рукой Медный Паук. — Баба она и дура. Ишь, напрямик пошла. Много она на своих двоих нагуляет? Нам её ещё поджидать придётся. Кони-то быстрее скачут.
— Почему она коня не увела? — уточнил оберст.
— Ведьма потому что, — пожал плечами проклятый. — Небось босиком идёт. Чтобы лес чувствовать. Чтобы след свой скрыть. Думает, папаша Виль её дорогу глазами искать будет. Будто папаша Виль лучше неё не знает, что ей нужно. Как была дурой, так и осталась.
— А что ей нужно, Паук? — спросила Врени, подходя к беседующим мужчинам.
— А вот этого тебе, Большеухая, знать незачем, — засмеялся убийца.
— Темнишь… папаша Виль, — покачал головой Увар.
— Темню, господин оберст, темню, — согласился Медный Паук. — Так это дела прозревших, тебя они не касаются. Тебя касается цацка дюкская и крепость, которую у нашего друга… как его?... князя Рехора — соседский князь отбил. И бабу барону цур Фирмину вернуть. Ну так и бери крепость, а о бабе я позабочусь.
Полночи Магда колдовала. Она сварила зелье, отгоняющее сон, выпила сколько могла и остатки перелила во флягу. Она привязала сумку с травами и котелком за спину. Крепко привязала. Она сняла башмаки… надо были их, наверное, сначала убрать в сумку… ничего. Ещё одна жертва. Пусть. Сняла платок и распустила волосы. Стоило, конечно, ещё и раздеться, но одно дело — танцевать на поляне, а другое — идти через лес. Дорогу-то деревья откроют, а вот ветками пометят так, что ведьма выйдет из леса полосатая как какой-то зверь из того бестиария, про который рассказывала вампирша Вейма. Как его там? Тига… тира… Неважно.
Крови понадобилось много. Шутка ли! Здешний лес пусть и охотно делился силой, а Магду ещё не признал. Да и выпила ведьма у него немало. Вот и та кость пригодилась, которую Магда припрятала.
Нехорошо. Очень нехорошо.
Магда кинула кость в костёр, который развела на опушке и долго шептала над огнём, давясь от чёрного злого дыма. Это было очень плохое колдовство. Оно отбирало силы у людей, чьи объедки она украла. Вообще-то, ведьма хотела использовать эти кости иначе. Она планировала привязать к ним волосы Фатея и гадать, не собирается ли паршивец её предать. Но до того ли ей сейчас?