Корона Толимана
Шрифт:
– Вчера я прочитала интересную статью в Ведомостях, – заметила вдруг Наташа, вновь взявшись за кисть.
Она начала рассказывать про то, что заинтересовало ее, а Михаил вежливо молчал, не отрывая завороженного взора от ее тонкой руки, которая водила по холсту кистью. А она все говорила и говорила, радуясь тому, что может, открыто поделиться своими мыслями с тем, кто бы действительно понял ее речи, а не осуждал, как например, делал ее отец. В какой-то момент, осознавая, что граф совсем не отвечает ей, Наташа обернулась к нему и спросила:
– Вы, наверное, уже устали от
– Отнюдь, с чего вы это взяли? – отозвался он.
Он так и находился чуть справа от девушки и ласкал взглядом ее открытую шею и нежные едва прикрытые тонкой косынкой плечи. Было довольно жарко, и Наташа была одета в легкое платье нежно-василькового цвета.
– Вы все молчите, а я говорю. Я вас наверняка утомила.
– К сожалению, а может к счастью мне нравится ваше общество, сударыня. Вряд ли я найду вторую такую девушку в Петербурге, которая так свежо думает и совсем не боится высказывать свои мысли вслух, – заметил он и спросил: – А отчего вы не катаетесь верхом?
– Я каталась вчера, когда вы были в коллегии. И сегодня собираюсь, после обеда.
В Кокетку – кобылу, которую ей посоветовал граф для верховых прогулок еще по приезду в усадьбу, Наташа влюбилась сразу. Это была молодая черная кобыла с блестящей гривой, поджарая и изящная, с покладистым нравом и быстрыми, словно ветер, движениями. Почти ежедневно девушка с упоением совершала конные прогулки по лугам и пролескам, находя в этом занятии истинное удовольствие и чувствуя единение с этим быстрым великолепным животным, которое беспрекословно ее слушалось.
– Я рад этому. Вам нравится Кокетка, Наталья Алексеевна?
– Очень, – с непосредственностью ребенка тут же ответила девушка. – Она быстрая и послушная. Стоит едва направить ее ногами, как она сама скачет в нужном направлении.
– Я дарю ее вам, – без предисловий заявил Михаил.
Наташа резко обернула к нему свое хорошенькое лицо и удивленно произнесла:
– Но я не могу принять такой подарок. Я знаю, что эта кобыла слишком дорого стоит.
– И что же? – спросил он, не спуская взгляда с ее изумрудных огромных глаз. – Поверьте, моя пташка, меня не разорит одна подаренная лошадь.
– Вы всем делаете такие дорогое подарки?
– Не всем, – он как-то таинственно улыбнулся, лишь одними уголками губ. – Лишь тем, кому мне хочется. А уж поверьте, когда мне хочется, я могу подарить не только лошадь.
– Вы прямо кичитесь своим богатством! – воскликнула она.
– Вы не правы, – ответил Чернышев, не спуская потемневшего взора с ее лица. Не в силах выдержать энергетического потока исходившего от его лазурных ярких глаз, Наташа отвернулась и вновь посмотрела на мольберт. Он же спокойно добавил: – Деньги это пыль, которая не стоит и сотой доли счастья, которое охватывает твое сердце, когда оно пребывает в любви и гармонии.
– Возможно. Но если бы вы были бедны, вы бы не рассуждали так философски.
– Не думаю, – сказал он твердо. В эту минуту Михаил вдруг вспомнил одно из своих воплощений несколько тысяч лет назад на одной из планет созвездия Плеяд – Альдебаране, которая в то время пребывала в четырехмерной плотности. – Были времена, когда я был беден, и не имел за душой ничего, но именно в той жизни моя душа была наиболее счастлива.
– Вы говорите очень странно, – отозвалась она.
Он тут же понял, что сказал лишнее и, вклинив напряженный взор в ее затылок, спросил:
– Так вы хотите лошадь?
– Я не приму от вас такой подарок, граф, – бросила она нервно, не смотря на него.
– Вам же она по душе, Наташа, – не унимался Михаил. – Вы же только что сказали это.
– Да, нравится, – кивнула она и, не оборачиваясь к нему, вновь начала рисовать. – Но я все равно не возьму ее. И прошу вас, Михаил Владимирович, давайте закончим этот разговор.
– Что ж дело ваше, – ответил он.
– Да, это мой выбор, – добавила она, поджав губки, и Михаил отчетливо считал подавленное ее волей желание владеть Кокеткой. Она начала накладывать на холст новую темно-зеленую краску. Напряженно размышляя, Наташа искала ответ, оправдывающий его щедрость по отношению к ней. – Я знаю, отчего вы дарите мне столько подарков, граф, – произнесла она тихо, продолжая рисовать и не смотря на него.
– Неужели? – удивился он, и его сердце отчего-то сильно забилось, предчувствуя, что девушка сейчас скажет фразу о том, что она ему нравится.
Ведь это было действительно правдой. Наташа вдруг обернулась к нему и, как-то странно улыбнувшись ему лишь кончиками губ, заметила:
– Оттого что у вас нет дочери, ваше сиятельство. И вы видите во мне дочь, которой у вас никогда не было. Оттого вы хотите баловать меня и дарить подарки, ведь так?
– Дочь? – опешил Чернышев, и его лицо стало мрачнеть. Нет, он не воспринимал Наташу, как дочь, совсем нет. Он относился к ней как к приятному его душе существу, как к девушке, общество которой радовало его и вызывало у него чувства умиротворения и счастья. – Что за бред…
– Ну да. Вы чуть младше моего отца, и я вполне могла бы быть вашей дочерью, – сказала она явно довольная тем, что нашла ответ его действиям и вновь отворачиваясь к холсту.
Михаил побледнел и почувствовал, что ему не хватает воздуха от негодования. Значит, он для нее так стар, что она воспринимает его лишь как отца? Конечно, он не тот желторотый юнец, с которым она вела переписку и тайком встречалась дважды на неделе в парке. И Михаил прекрасно знал о ее знакомце Стрешневе, которого девушка скрывала от отца. Но он, Михаил, не был и стар, он выглядел молодо и эффектно. Он это знал точно. Потому ее колкое замечание задело его.
– Вашему отцу, моя милая девочка, почти сорок, – сказал он глухо. – А мне всего лишь тридцать три года. Я не мог бы быть вашим отцом, так как для этого мне надо было зачать вас в четырнадцать.
– Вы хотите сказать, что в таком раннем возрасте вас не интересовали женщины? – бросила Наташа через плечо, видимо решив, подразнить его.
Побледнев, Михаил вперил негодующий взор в спину девушки, затянутую голубым шелком платья. Затем он невольно переместил горящий взгляд на кисти, стоявшие в жестяной банке на выступе мольберта и через миг банка, резко перевернулась и кисти полетели на зеленую траву.