Корона за холодное серебро
Шрифт:
Ему вполне удавалось держать слово, данное другим, и неплохо держать, так почему же он настолько слаб по отношению к себе?
Но, о чудо, аристократы вновь были им довольны. План мог пойти прахом, когда Марото впервые предложил Дорогу Отчаянных в найлсской таверне: пижонов стало сложнее охмурять обещаниями. Но когда капитан Джиллелэнд и несколько других телохранителей попытались в самых крепких выражениях скомпрометировать этот маршрут, настаивая, что там уж слишком опасно для их подопечных, все получилось как надо. Выехав из караван-сарая, компания отсалютовала себе залпом из двадцати одной пробки.
В первую же ночь они потеряли целый фургон с припасами, когда вороночный питон затащил упряжку верблюдов в свою коническую яму, и в первый же день четверо телохранителей, стоявших в карауле, пропали, – вероятнее всего, их похитили служители каннибальского культа, промышлявшие на южных окраинах пустошей. Конечно, их мог утащить кто-нибудь и похуже – здесь всегда находился кто-то или что-то похуже. И все же настроение Марото никогда не бывало лучше, чем сейчас, – по крайней мере, в компании пижонов и вообще в пустошах.
Во-первых, если бы на них собирались напасть бандиты, это, скорее всего, уже бы случилось. Ни один грабитель не был настолько безумен, чтобы добывать себе пропитание на Дороге Отчаянных, по которой в нынешние просвещенные времена ездили крайне редко, а доплыть до Усбы стало возможно за ерундовую плату и при ерундовом риске. Нет, любой здравомыслящий разбойник договорился бы с кем-нибудь еще в караван-сарае, чтобы ему сообщили, когда ценная добыча выступит в путь, и ударил бы, не дожидаясь, когда она войдет в негостеприимную пустыню. Ходили слухи, что местная каннибальская секта прежде была самой обычной бандой грабителей, которая застряла в пустошах. Но Марото не особенно интересовали народные домыслы.
В придачу к характерному удовольствию, какое испытывает неограбленный человек, Марото в равной степени ощущал подъем духа из-за все ухудшающегося настроения пижонов – они будто сидели на разных концах противовесных качелей. Ну, аристократы имели полное право дуться: промозглое, воняющее серой ущелье, все теснее сжимавшееся вокруг них, обескуражило бы кого угодно. К тому же моральный дух компании так и не воспрянул от шока, когда рыдающую леди Опет уволок в яму вороночный питон, пока она героически пыталась спасти последний ящик паштета из уходящего в песок фургона с припасами. Пустые взгляды оставшихся благородных господ, созерцавших песчаный водоворот на том месте, где она исчезла, позволили Марото предположить, что вид ее тонущего в земле парика будет преследовать их до конца дней. Он всерьез на это надеялся.
«Давайте поищем приключений в Пантеранских пустошах!»
Да-да, давайте! Но помимо быстрого удовлетворения от дневного сна – наладившегося, поскольку компания оказалась не склонна играть в кости, вопить и хихикать в вечно сумрачном, застойном и необъяснимо липком зное Дороги Отчаянных, – был еще и разговор в баре, который привел Марото сюда. «Генеральша с синими волосами и шлемом в виде головы демонического пса». Сопровождаемая, как минимум, одним из Пятерки Негодяев и поднявшая старый флаг. Каждый раз, как он позволял словам паломника снова прозвучать в голове, от пальцев ног до локтей бежали мурашки. Глубоко внутри и вопреки всему Марото смел надеяться… И что еще более странно, некое тревожное ощущение где-то в затылке, похожее на почти забытый – или почти вспомненный – сон, говорило ему, что он всегда это знал, что он все двадцать лет этого ждал.
То, что она не стала искать Марото, прежде чем вернуться к былому занятию, не очень его беспокоило. Разве что чуть-чуть – ведь он всего лишь человек, а никак не святой, – но не очень. Она наверняка пыталась его найти, но ведь он не из тех, кого легко выследить, – что да, то да. Возможно даже, она решила, что он мертв, – он же поверил, что она погибла, так почему не наоборот? Или Канг Хо, эта унылая задница, мог наболтать ей, что Марото мертв, в качестве какой-нибудь дурацкой шутки. Что же, все разъяснится довольно скоро, когда он…
– Я с тобой разговариваю, животное! – произнес граф Хассан, и от носа Марото отскочила виноградина.
Господа и проводник сидели вокруг весело пылающего костра, слуги подавали им ужин, а оставшиеся охранники занимали посты на краю лагеря. Рассвет не спешил сюда, на Дорогу Отчаянных, и потому в ту пятую ночь после Найлса они остановились на дневной отдых намного позднее обычного. У всех имелся повод чувствовать себя уставшими и сердитыми, и все-таки бросаться едой в Марото было ошибкой, которую ни крестьянин, ни принц не мог совершить больше одного раза.
– Я сказал…
– Еще раз так сделаете, ваше лордство, и получите приключение, которое запомните на всю жизнь, – сказал Марото так тихо, что младший патриций, наверное, не расслышал – или, может быть, Хассан принял угрозу за некий вызов.
Как бы там ни было, в щеку проводнику прилетела еще одна виноградина. Третья выпала из пальцев графа Хассана, когда Марото поднял его с мягкого диванчика за тощую шею, перескочив через костер одним неуловимым для глаза яростным движением. Было демонски приятно снова держать человека за горло, и Марото заговорил громко, чтобы все собравшиеся его услышали, и услышали хорошо:
– Я ни разу за всю мою жизнь не встречал такой шайки пошлых трусливых пустозвонов, а ведь я провел парочку сезонов при дворе Диадемы. Вы, недомерки, можете делать что угодно в своих фургонах или когда меня нет рядом: сношать друг друга, обманывать, оскорблять, даже убивать. Но с этого момента и впредь в лагере новый король, и король требует уважения.
Молчание. Благословенное, правильное молчание – ну, за исключением бульканья Хассана. Он вцепился в запястье Марото, пытаясь ослабить давление на шею, но чем больше боролся, тем крепче сжимались пальцы. Старые привычки, знаете ли. Марото отпустит лорденыша, только сперва убедится, что его мысль по-настоящему дошла куда надо. Оглядев сидящих вокруг костра, он решил, что достаточно близок к успеху.
Паша Дигглби не встал со своего ратангового трона, но в ужасе уронил бокал и даже не замечал, как керулеанский деликатес пропитывает его трико. Принцесса Вон Юнг застыла, поднеся к губам наколотый на вилку кусочек дыни. Косяку Кез вскочил на ноги, но явно не знал, что делать дальше, поскольку больше никто не встал, и теперь он яростно пыхал своей сигарой, будто хотел спрятаться за стеной дыма. Герцогиня Дин обмахивала веером своего мужа Дениза, который, похоже, лишился чувств. Зир Мана, бесконечно рассуждавшая о мастерстве того или иного учителя фехтования, выставила перед собой ложку для пудинга, словно защищаясь; ее стеклярусные серьги звенели: дурочку трясло от страха. Даже тапаи Пурну, похоже, ошеломила выходка Марото – девчонка тупо вцепилась в серебряную тарелку, хотя и упала на корточки, готовая бежать. Позади господ толпа слуг ждала и наблюдала, но Марото успел достаточно успокоиться и подумать, что наверняка уже не один лакей поспешил за телохранителями, а потому он решил свернуть сцену побыстрее, пока все не поменялось.