Коронная башня. Роза и шип (сборник)
Шрифт:
– Нужно пойти в приемную городского оценщика на Дворянской площади. Эти грамоты дорогие…
– Сколько?
– Он не знал. Пекарь сказал, что все зависит от рода деятельности. Мне кажется, у нас ничего не получится.
– Зачем же заранее думать о провале? Мы еще ничего не предприняли. Пока что давайте вернемся на постоялый двор, – вздохнула Гвен и добавила с раздражением: – Или существует закон, запрещающий девушкам есть хлеб с сыром в заброшенном крысятнике?
Когда они вернулись с покупками из Купеческого квартала на Кривую улицу, солнце уже село. Похолодало.
Из трактира доносился звон стаканов и приглушенные звуки дудки, на которой играл Диззи. Символом чего была эта мелодия – свободы или изгнания? Трудно сказать… И на улице, и даже в развалинах здания все заглушал вой ветра, стучавшего ставнями и мучившего мертвые листья. Очертания бывшей гостиной едва различались в свете луны, обнажавшем различные дыры и бреши, через которые ветер насвистывал свою мелодию, куда более печальную, чем музыка Диззи.
Эбби и Этта принялись разводить огонь. Они склонились в темноте перед каменным очагом, словно заговорщицы. Гвен понятия не имела, зачем Гру вообще их держал, особенно Этту, которая за год не заработала ни медяка. Обе девушки проводили большую часть времени на кухне. Эбби – из-за своего крепкого, ширококостного телосложения, а теперешняя наружность Этты никак не подходила для их ремесла. Даже Гвен сомневалась, стоило ли брать девушку с собой. Им нужно выжить, а Этта будет камнем на шее. Но оставь Гвен девушку в трактире, это породило бы обиду и со временем привело к большим проблемам. Сейчас главное – сделать так, чтобы все они чем-то занимались.
Чтобы выжить, ей нужно стать крепче, сильнее. Она посмотрела на огни трактира.
После встречи с человеком, вручившим ей золотые монеты, Гвен обнаружила, что способна увидеть чужую жизнь не только в его глазах. С тех пор она изредка проделывала это и с другими, требовалось лишь немного внимания. Ей приоткрывались фрагменты чужих жизней – редко приятные, – и сам процесс тяготил ее. Потом ей часто снились кошмары. Но за два года, проведенные в «Голове», Гвен ни разу не взглянула в глаза Гру. Не потому что боялась увидеть содеянное им зло, а потому что могла понять, почему он его совершил.
Среди развалин оказалось достаточно обломков досок, сухих листьев и веток, и какое-то время, хоть и недолго, в камине горел огонь. Совсем скоро, однако, они едва не задохнулись от дыма, и Гвен впервые обрадовалась, что в гостиной столько дыр.
– Что не так? – спросила откуда-то из темноты Мэй.
– Камин забит, – ответила Этта глухим голосом, как будто она говорила из печной трубы. – Кажется, тут везде гнезда и листья. Нет тяги.
– Что ж, больше не пытайся разжечь огонь, а не то нам придется спать на улице, – сказала Джоллин и демонстративно покашляла, чтобы доказать справедливость своих слов.
Ели девушки в полной темноте.
Гвен рассчитывала на веселый огонь и горячий ужин. Это могло бы хоть ненадолго преобразить постоялый двор, превратить его во что-то знакомое, что-то ободряющее. Вместо этого они, прижавшись друг к другу в поисках тепла в углу гостиной подальше от дыр, молча жевали хлеб с сыром, слушая призрачную песню ветра.
Джоллин повернулась к Гвен и тихо спросила:
– Думаешь, мы можем себе это позволить?
Ей нужно было подтверждение – Гвен слышала это в ее голосе.
– У нас все еще много денег. – Гвен отщипнула от хлеба, который они передавали по кругу.
– Но нужно будет привести дом в порядок. Как мы это сделаем? – спросила из темноты Эбби.
– Давайте сначала узнаем, сколько стоит это разрешение. – Гвен почувствовала, как ей в руки вложили ломоть сыра.
Постепенно дым рассеялся, но запах гари остался. Ветер задул сильнее, и Гвен подумала, уж не предвещает ли это бурю. Воздух был холодным и влажным – видимо, к дождю. Этого только не хватало. Гвен смотрела на небо сквозь дыры в потолке. Девушки теснее прижались друг к другу, кутаясь в тонкие шерстяные одеяла.
– Что это вообще за место? – спросила Мэй.
Она целиком завернулась в одеяло, натянув его на голову, как капюшон. Мэй сидела рядом с Розой, девушки походили друг на друга, словно сестры, разве что у Мэй волосы были светлые, а у Розы каштановые.
– Раньше здесь был постоялый двор, – объяснила Джоллин.
– Что с ним произошло?
Джоллин пожала плечами, на миг показавшись в полосе лунного света, и снова исчезла во мраке.
– Я слышала… – начала Эбби.
– Ничего ты не слышала, – оборвала ее Джоллин.
– Но я…
– Говорю же, ты ничего не слышала.
– О чем вы? – насторожилась Мэй. – Чего она не слышала?
Розу, сидевшую между Мэй и Эттой, уже клонило в сон, но она моргнула и подняла голову.
– Это всего лишь слухи, – отмахнулась Джоллин.
– Что? – На сей раз вопрос задала Роза.
Джоллин бросила на Гвен извиняющийся взгляд.
– Поговаривают, что хозяин убил свою жену, – сказала она. – А потом ее призрак вернулся, чтобы отомстить.
Девушки испуганно начали вглядываться в изрезанную редкими пучками лунного света темноту, скрывавшую так много страшных тайн. Наверху время от времени раздавался стук. Гвен знала, что это грохочут ставни, но стук до ужаса напоминал звук, который издавала голова Эйвон, когда Стейн бил ею об пол. Откуда-то доносилось тихое царапанье… Что это: мышь, белка? А может быть, ногти покойницы?..
– Вот и молодчина! – заявила Роза так громко, что все уставились на нее. – Может, Эйвон так же поступит с Гру и Стейном.
Джоллин посмотрела на Гвен и улыбнулась.
Гвен улыбнулась в ответ.
– Может быть.
Глава седьмая
Колнора
Когда Адриан наконец добрался до города, заморосил мелкий дождик. От пирса, где заканчивался бечевник, вверх по склону каньона шла более широкая и куда более крутая тропа. Перед подъемом Адриан спешился и взял лошадь под уздцы. Несчастное животное весь день тянуло баржу, и он не хотел мучить его дополнительным весом на спине. Когда они достигли вершины, оба тяжело дышали. Изо рта вырывались клубы пара, но скорее от влажности, нежели от холодного воздуха. Да и сами они уже не ощущали холода, приложив столько усилий для преодоления крутого подъема.