Короткая ночь
Шрифт:
Тянулась довольно длинная улица Якиманка, чередовались дома: одни городские, солидно многоэтажные, другие вовсе старенькие, с мезонинчиками, заборчиками и кустами, засыпанными снегом. Торчали колокольни с крестами и без, справа тянулся диковинный дом-усадьба, словно для сказочного спектакля выстроенный. Маршрут Сергей выспросил, можно было на автобус сесть, но хотелось хоть чуть-чуть глянуть на город.
По нужному адресу стояло безмолвное многооконное здание, со странноватым длинным балконом наверху. У ворот лежал нетронутый сугроб, на входной двери желтели клочки старых, еще осенних
– Ежели милицию ищешь, так отделение дальше. В подворотню свернешь, увидишь...
– Виноват, мне отделение не нужно. Я человека ищу, - объяснил Сергей.
– Вдруг знаете.
– О, как!
– форменная тетка, зубами ловко переместила окурок в другой угол рта.
– А я, сержант, по-твоему, заместо справочного бюро? У нас тут знаешь, что?
– Режимный объект, где на посту курить разрешается?
– предположил Сергей.
Окурок мигом исчез из зубов и цербер-баба предупредила:
– Не наглей. А то не погляжу что из госпиталя. Кто нужен?
Сергей объяснил. Тетка задумчиво поправила фуражку, прищурилась:
– А ты кто такой, чтоб её здесь спрашивать, а? У нас здесь строго...
– Да я уж понял, - Сергей упер рукоять трости в живот собеседницы, надавил.
– Позволь-ка, а то сквозняк устроили...
– Куда прешь?!
– возмутилась охранница, нагло оттертая от входа.
– Вот сейчас я тебя, - тетка ухватилась за кобуру нагана - желтую, с огромным старорежимным клапаном.
– Вы бы петлю разработали, уж очень тугая, - посоветовал Сергей, озираясь и наблюдая за мучениями охранницы.
– Какую со склада выдали, - пропыхтела защитница вестибюля.
– Ну-ка, вышел отсюда!
– Сейчас выйду, - заверил Сергей.
– Мне бы адрес Стефы. Я так понял, что вы ее знаете. Проездом я в Москве, завернул по дороге. Стефания как-то у нас в части была. По службе.
– "В части", говоришь?
– тетка оставила в покое упрямую кобуру.
– Это на границе, что ль? А чего сразу не сказал? Стой здесь. Не, сядь - вон табуретку, видишь? Щас я уточню и решу...
Сергей опустился на шаткий предмет мебели. Вестибюль был длинен и темен, угадывалось закрытое окошко бюро пропусков, металлические шкафы, сгрудившись вспугнутым стадом, замерли, заслонив большую часть коридора. В углу громоздились здоровенные рулоны бумаги. Суровая часовая, прикрывая телефонную трубку рукой, что-то бубнила, не спуская с посетителя зоркого взгляда. Вот как вызовет сейчас патруль...
Шаги Сергей расслышал в последний момент - обутая в валенки тень невесомо скатилась по лестнице.
– Вот, - не очень умно сказал Сергей, - оказия случилась, дай, думаю, наугад загляну.
Тьфу, встать с табурета удалось не сразу, да еще и ехидная профессорская палка чуть из руки не вывернулась.
Стефу узнать было нетрудно: все такая же маленькая, даже в армейской телогрейке с деловито подкатанными рукавами и огромных, криво подшитых валенках. Казалось, сквозняком её сдуть может.
– Это хорошо, что оказия, -
– Вы, Сергей, проходите, чаю выпьем...
– Стефа сердито поджала губы и поправилась.
– Вот еще, на церемонии потянуло. Проходи, да рассказывай. Клавдия Ниловна, что там у нас с чайником?
Чайник был огромным, батальонного калибра. Имелось яблочное повидло и сухари. Сергей старался не обжигаться и не хлюпать - дали стакан в подстаканнике, прибор не очень-то привычный. Рассказывал. Оказалось, Стефа многих на заставе помнила. У людей с образованием память тренированная. Особо радостного порассказать было сложно, но что врасплох заставу не застали, Сергей заверил.
– Это ж какая сила на нас наперла, - вздыхала Ниловна.
– Мой-то средний под Белостоком служил. Может, в партизанах...
– Много наших за линией фронта осталось, - соглашался Сергей.
– Ничего, сейчас поменьше немцы улыбаются. Пообморозились, да и зубов нехватка...
Стефа вышла провожать. По Полянке двигалась колонна грузовиков, ветер срывал снежную пыль, кидал на редких прохожих. Товарищ картограф пальцем протерла очечки.
– Новые? Раньше вроде другие были, - рискнул спросить Сергей.
– Несу регулярные потери в оптике, - улыбнулась девушка.
– То заденут чем очки, то они сами на столе раздавятся. Сережа, ты глупости не болтай. Вот адрес и пиши, пожалуйста. Я страшно жалела, что тогда адрес не оставила. Как война началась, мы все вас вспоминали. Писать-то уже было бессмысленно, но надеялись. Сейчас всё так спуталось. Производство эвакуировалось, нас двоих дежурными в старом архиве оставили. Отдел за нас так переживал, а получилось, что сами под бомбежку попали, а мы тут нормально. На Серафимовича, правда, батарею сильно разбомбило...
– Что ж ваше начальство так?
– сдержанно спросил Сергей.
– Ты, конечно, цепкая, только не дело под бомбами в архиве рыться. Вот придавит тебя вместе с очками каким-нибудь вековым кондуитом.
– Еще чего! У нас запросы на архивные дела десятками в день идут. Очень ответственное дело. Вот, на казарменном положении сидим. А оставить меня в Москве я сама очень просила. У меня мама болеет. Куда ей было по эшелонам мучиться...
– Ты сама-то не застудись. Вон, с голосом не очень.
– Это я с аварийной бригадой ругалась, чтоб трубы у нас перепроверили, - Стефа неожиданно хихикнула.
– Оказывается, я некнижные слова очень громко вопить умею...
Шагал Сергей увереннее, и ноги с тростью сдружились, и вообще... Удачлив сержант, тут уж скрывать нечего: вон как складно все получилось. Адрес, написанный точным почерком картографа, лежал в кармане рядом с документами. Теперь выйти на Садовое, и к вокзалу...
Везло товарищу Чмурнову. И курсы преодолел в числе лучших - заимел кубарь на петлицах, пусть и одинокий, но командирский. И письмо из Калуги, долго плутавшее, дошло до адресата - вернулась мама с Олькой из эвакуационных странствий, Ну и треугольники, подписанные изумительным научным почерком, регулярно приходили.