Короткие встречи

Токарев Александр

Путаюсь в спешке со снастью и тут краем глаза вижу, как пружина с красным пластмассовым шариком и колокольчиком мягко сгибается, а затем, выпрямившись, начинает биться резко и нервно. Бросаю леску Ванюшкиной снасти и подсекаю! По руке передается удар и сразу – слабина… Поднимаю со дна кольцо и вижу, что на подлеске нет поводка… Крепкая леска порвалась, даже не пискнув. Вот тебе и ершики и сорожки с палец. Ставлю на «кольцовку» леску 0,4 мм в качестве основной, а поводки подвязываю из лески сечением 0,3 мм.

Спустя какое-то время одновременно согнулись сторожки на моей и Ванькиной «кольцовках». Зазвенели колокольчики, суматошно и громко. Так же одновременно подсекаем и выводим с сыном по язю за килограмм!..

Только вот мне пришлось брать рыбину рукой и переваливать через борт, так как Иван перехватил подсак с юной ловкостью и реакцией. С почином!.. Сидели в лодке до позднего вечера, пока нас совсем не скрючило в резиновой «Омеге». Бешеного клева, конечно, не было, середина лета как-никак, но сын поймал леща килограмма на полтора, а я – еще пару подъязков. Затем с сумерками заклевали упомянутые уже ерши, на которых вначале только и надеялись… Но в довесок к язям и лещу колючие недомерки – тоже рыба. А впереди еще раннее утро. Кормушки оставили на дне. Может быть, за ночь рыба привыкнет стоять в струе пахучего корма. Стоит поутру поднять буйки, привязаться к коряге и… Как всегда, не спится в нетерпении, перед глазами трепещет сторожок с колокольчиком, прыгают солнечные зайчики и бегут речные волны…

Три встречи с Озером

Оттепель

Лесные озера своенравны, имеют характер сродни человеческому, но больше похожи по зиме на угрюмого лешака-бирюка. Особенно это сходство проявляется в серые короткие дни падающего снега и тоскливых метелей. Лишь ненадолго просветлеет небо, а совсем уже близко – тяжелые сумерки с вековечно монотонным гудением соснового бора. Но случается, как и мрачный человек – себе на уме – улыбнется вдруг Озеро, засветится чистыми красками, и этот серый тоскливый мир вдруг сделается цветным и свежим, пахнущим живицей, хвоей и сырыми багульниками. Свалится за горизонт тучевая пелена-рвань, придет прозрачное утро со звонким морозцем и пылающей на востоке зарей. Выглянет из-за сосняка алый краешек, и вспыхнет над ним изумрудная акварель высокого бездонья… День начнется яркий и тихий, с греющим уже светилом и первым шорохом тающего снега.

Обычно мы приходим к Озеру в марте. Тогда случается, что кроме черных окунишек-конголезцев, можно поймать на жерлицы одну, две, десять щук, в зависимости от настроения местного Хозяина-Чертяки, или от каких других причин… Но среди февраля вдруг наступила неожиданная и ясная оттепель, словно очень ранняя-ранняя весна. И мы с сынишкой Димкой не выдержали. Захотели повидаться с Озером. А рыба?.. Рыбы можно будет потом и на Волге-водохранилище наловить, успеется, – решили мы и в нетерпении заспешили к озерной тишине и нашей старой землянке, вырытой среди молчаливого соснового бора, на песчаном бугре у Озера.

Снег на льду был по-зимнему нетронуто свеж и сух. Идти по нему на лыжах было бы одно удовольствие, но местами под снег выступала коричневая вода, словно кофе с молоком, и тогда лыжи приходилось чистить от наледи. Не помогала и мазь.

В заливе у речки нет ни одного человеческого следа и лунок. Кругом снежная целина, лишь расчерченная заячьими и лисьими следами. Эта нетронутость и тишина и манит нас сюда, пусть, случается, и скудна добыча.

– Ну, Димка, попьем чайку и рыбачить? – оглядываюсь на сынишку.

– А ты блинчики мамины взял? – кряхтит Димка, сбрасывая с плеч рюкзак.

– Блинчики-блинчики… Я тоже сам котлет навертел, специально для тебя, пальцы отъешь. Будешь?..

– Буду, но сначала блинчи, – упрямо сопит сын и отирает пот с раскрасневшегося лица. Устал, но крепится, не подает вида. В зимней одежде он похож на смешного крепыша-медвежонка.

Наскоро завтракаем и бурим первые лунки. Вот и юркнула в темную торфяную воду маленькая мормышка, горящая начищенной латунью. Едва кивок прогнулся под ее тяжестью, как тут же затрепетал мелко-мелко. Подсечка!.. И сразу же из лунки вылетает ощетинившийся черномазый окунек и, снятый с крючка, начинает настойчиво-зло биться в глубоком следе, наполняющемся водой. Димка рядом тоже тянет кого-то. Но у него окунек уже больше ладони. И сын в восторге поднимает удильник с окунем.

– Пап, ты видишь какой?!. Твоего больше немного. Видишь?

– Давай-давай, лови, – вроде бы ворчу, но мне радостно вместе с сыном от его наивного, искреннего и азартного восторга.

Окуньки клевали беспрерывно, большей частью некрупные, но попадались и в полторы ладони. Один раз после подсечки я ощутил неожиданную тяжесть, несоразмерную со снастью. Не дыша, я водил, томил рыбину, гулявшую на леске-паутинке подо льдом. Но, казалось бы, крепкая леска не выдержала. Тонко звякнув, зацепившись за край лунки, она обвисла и стала противно податлива. А я сидел и, все еще не веря, смотрел в черную воду. Сын сочувственно наблюдал со стороны, но молчал и еще старательнее тряс мормышкой.

В феврале мы здесь еще никогда не ловили щук, и поэтому жерлицы выставляю, скорее, по привычке, чтобы уж весь арсенал снастей использовать, ну и для проверки-эксперимента. Выставив десяток треног с витыми пружинками-флажками, возвращаюсь к сыну, азартно таскающему окунишек. Но едва сел на стульчик, как словно пружиной подбросило!.. Глазам не верится… Сразу три флажка поднялись над треногами-жерлицами и затрепетали на ветерке, гордо и торжественно. Бросаюсь к жерлице, где вовсю со свистом раскручивается катушка. Есть!.. Рука после подсечки ощущает упористую тяжесть. Рыба ходит на леске сильно и резко, что всегда отличало хищника этого озера. Выбрасываю на лед щучку за килограмм и сразу же бросаюсь ко второй жерлице. Там лески на катушке уже нет, ее сбросило-раскрутило до конца, пока я возился с первой щукой. Только видно, как елозит в снегу тренога, переваливаясь с бока на бок. «Сидит», – мелькает самоуверенное и – вслух:

– Димка, еще одна!.. Сейчас возьму! – кричу сыну.

И тот уже вовсю несется ко мне в щлейфах снега, смешно закидывая неуклюжие в валенках и химчулках ноги. Но, как говорят, ангелы слышат мысли, а бесы слова, – после подсечки на леске вроде бы что-то хрустнуло, и она пошла из лунки уже свободно… В досаде бросив эту жерлицу, бегу к последней, третьей. Там щука сидела надежно, самозасеком. Потом пришлось долго доставать тройник.

Этот удивительный жор длился два дня, что мы пробыли на озере, а потом, приехав через неделю, мы застали Озеро снова уже спящим и унылым, в мглистом свете кружащихся снегов и воющих по подлому метелей. Лишь кружил над белым пустым озером одинокий ворон, теребили редко-редко окуньки с палец, а флажки жерлиц были угрюмо неподвижны все два дня, проведенных нами на Озере…

Неопознанный летающий

Который уже раз зарекались мы не ездить на Лужъер, поскучневший и пустой по нынешнему времени. Видимо, и сюда добрались нелюди с электроудочками: перестала ловиться щука на спиннинг и жерлицы, не стало окуней за два килограмма, да хоть и на полкило-кило. Совсем недавно еще в июльско-августовский жор садились они надежно на двойники жерлиц-рогулек. Хватали своих же собратьев-окунишек, распуская леску с рогулек до полной тугой натяжки. Сейчас хозяевами озера стали окунишки с ладонь, редко крупнее. Их, видимо, повыбивать труднее. Слишком много их, недомерков, таится под берегами и на песчаных отмелях посреди озера, в камышах. В одно недавнее лето нам попались на озере несколько странных окунишек. Вид их совпадал с представлениями о мутантах: громадная голова с выпученными глазами и высохшее плоское тело. Наверное, это были рыбки, выжившие после удара током…