Коротков
Шрифт:
Особой любовью Александра был, конечно, футбол. Московские клубные команды разыгрывали тогда первенство столицы. Чемпионат же СССР проводился между сборными городов и республик. Саша Коротков перевидал всех тогдашних выдающихся игроков страны.
Стадион «Динамо» навсегда вошел в жизнь Александра Короткова. Позднее он приезжал сюда на метро — здесь появились два своеобразной архитектуры наземных павильона у выходов к Северной и Южной трибунам, сам стадион опустили на три метра и надстроили трибуны, теперь они вмещали до шестидесяти тысяч зрителей. Еще позднее, в 50-х, Короткова, уже генерала, доставлял на «Динамо» персональный ЗИМ. Здесь он провел, возможно, свои лучшие часы в жизни, здесь подстерегла его мгновенная, без агонии и мучений, смерть…
Возможно, Александр, как и Павел, стал
Большой теннис — совсем другое дело, для него требовалась особая площадка — корт, дорогостоящие ракетки и мячи, специальная одежда и обувь. До революции то был спорт избранных, впрочем, таковым он остается и в наши дни. Не случайно заработки профессиональных теннисистов, входящих в первую мировую десятку, уступают лишь гонорарам чемпионов мира по боксу и звездам американского баскетбола.
Кортов в тогдашней Москве имелось — на пальцах пересчитать. Одно из таких мест принадлежало все тому же спортивному обществу «Динамо» и располагалось на Петровке. Когда-то здесь была барская городская усадьба с большим садом и прудом, которой владел дед известного декабриста А. Одоевского. Потом усадьба перешла в чужие руки, сад вырубили, старинные палаты снесли и воздвигли доходные дома. Пруд засыпали, а на его месте более ста лет назад Императорский яхт-клуб оборудовал каток, который считался лучшим в городе. В 1889 году на его льду состоялся первый чемпионат России по конькобежному спорту.
Одним из ближайших друзей детства (и всей жизни) Саши был сосед по двору, физически крепкий и толковый Борис Новиков [3] . Отец Бориса работал на Петровке то ли сторожем, то ли завхозом, он же зимой ведал и заливкой катка. А потому Борис и его дружок имели возможность пользоваться и льдом, и кортами сколько угодно. Они и пользовались.
Пешая прогулка — денег на трамвай у ребят никогда не имелось — от Троицкой улицы через Цветной бульвар, Трубную площадь и Неглинку до Петровки не занимала много времени, если быстрым шагом, то получалась вроде бы разминка перед игрой. А там, если не было иных, законных посетителей, играй хоть до заката. Немудрено, что за короткий срок и Борис, и Александр стали для своего возраста и той поры весьма приличными теннисистами.
3
Впоследствии Борис Новиков стал заслуженным мастером спорта СССР, многократным чемпионом страны по теннису. Он прекрасно играл и в хоккей в командах мастеров.
Бывало и так, что на корт приходил кто-нибудь из видных чекистов, а партнера для него на стадионе в это время не находилось. Тогда к сетке, сначала робея, а потом уже как нечто само собой разумеющееся, выходил либо Борис, либо Саша. Несколько раз Короткову приходилось играть против мрачноватого, неулыбчивого мужчины лет сорока пяти, с короткими усиками уголком, ходившего всегда в военной форме (летом в белой гимнастерке), но без знаков различия, и низко надвинутой на лоб фуражке. За всю игру он не ронял ни слова, закончив, лишь кивал головой в знак благодарности. То был сам Генрих Ягода, заместитель председателя ОГПУ.
Однажды, уже в 1928 году, к Александру, тогда зарегистрированному на бирже труда безработному, подошел невысокий, плотного сложения средних лет мужчина. Звали его Вениамин Герсон. Старейший чекист, в прошлом помощник Дзержинского, а теперь Менжинского и часто замещающего его Ягоды, был страстным любителем спорта, причем всех его видов, от шахмат до высшей школы верховой езды. Неудивительно, что в 1923 году именно он стал одним из самых ярых энтузиастов по созданию спортивного общества
Так вот, в один прекрасный день Герсон не просто подошел к Короткову с обычной просьбой поиграть с кем-либо из чекистов, но отвел в сторонку и стал дотошно расспрашивать, кто он, собственно, такой, чем занимается кроме тенниса, сколько классов закончил…
Выяснив, что Короткову уже исполнилось восемнадцать, а образование у него законченное среднее, есть и специальность — электромонтера, Герсон предложил юноше поступить на работу в ОГПУ. Не на службу, а именно на работу — в хозяйственном отделе как раз имеется подходящая для него вакансия — механика по лифтам. Зарплата вполне приличная. К тому же Коротков сможет вступить в ДСО «Динамо» и выступать за него в официальных соревнованиях. Видимо, в этом и крылся секрет приглашения: деловитый и практичный Герсон, страстный болельщик, убивал сразу двух зайцев: получал в одном лице и лифтового, и хорошего многостороннего спортсмена. (В теннис Саша играл в силу крепкого первого разряда.)
Так Александр появился в доме № 2 на Лубянской площади (с 1926 года именовалась уже площадью Дзержинского), тогда еще неперестроенном, принадлежавшем до революции страховому обществу «Россия»…
ЛИФТ В РАЗВЕДКУ
В первых числах октября 1928 года, следуя наставлениям Герсона, Александр Коротков явился в небольшое здание, примыкающее к главному корпусу ОГПУ, где размещались тогда служба фельдъегерской связи и хозяйственный отдел. Впоследствии, при реконструкции площади Дзержинского и прилегающих улиц, его снесли. Саша заполнил полагающуюся при зачислении на работу в столь серьезное учреждение анкету, предъявил свидетельство об окончании школы второй ступени, метрику — на любую должность в ОГПУ принимали только совершеннолетних.
Через две недели он был зачислен в штат хозяйственного отдела на должность монтера-наладчика лифтов главного здания на площади Дзержинского, на котором по давней и загадочной традиции не было и по сей день нет доски с названием учреждения. На бюро пропусков и приемной, что размещались на Кузнецком мосту, соответствующие доски наличествовали. А на главном — отсутствовали. Возможно, в этом таится нечто глубоко конспиративное.
В обиходе должность Короткова и его коллег называлась просто — лифтовый. Лифты, сохранившиеся еще со времен страхового общества «Россия» — с роскошными кабинами, со стенками из дорогого полированного дерева, зеркальными стеклами, сверкающими медными поручнями и прочими деталями отделки, были тихоходными, но зато совершенно бесшумными. Приводившие их в движение моторы и системы управления требовали повседневного ухода и квалифицированного обслуживания, потому как запасных частей к ним на складе давно и в помине не было. Посему лифтовому приходилось заниматься их ремонтом едва ли не каждый день, поскольку капризная, изрядно изношенная механика то и дело выходила из строя.
Один из лифтов, доставшихся Короткову, обслуживал главный подъезд здания ОГПУ — тот, что выходил на площадь Дзержинского. На этом лифте поднимались на третий этаж руководители ведомства. Однако не возбранялось пользоваться им и сотрудникам иностранного отдела, размещавшегося тогда на четвертом этаже, а также контрразведчикам и особистам, обитавшим на пятом.
Строго говоря, в служебные обязанности лифтового входило обслуживание самих лифтов как средств так называемого «вертикального транспорта», а не их пассажиров. Лифтовые были механиками. Однако, если Коротков не был уверенным в надежности проведенного очередного профилактического ремонта или просто проверял работу подъемника, он мог в течение часа, а то и двух, поработать в качестве лифтера.