Корова царя небесного
Шрифт:
– Не уверена, дитя мое. Могла бы знать, но вряд ли помнишь. Одна – моя подруга, еще с детских лет, уже умерла, ты ее видела уже в пожилом возрасте. Видела, это я помню хорошо. А ты помнишь?
– Это такая старушка, немного странная, внизу толстая, а вверху худая?
– Нет, ты говоришь о другой моей подруге, а та была толстая равномерно. Ну вспомни же, у нее были черные волосы, целая копна, и каждая волосинка толщиной с проволоку. Красила она их, ясное дело.
– А, вспомнила! По волосам. Я еще думала – парик, потому и запомнила, хотя видела ее всего раза три.
– Правильно. С этой подругой мы вместе учились в школе, вместе готовили домашние задания, и она эти стенания и причитания
Бабуля сделала небольшую передышку, чем немедленно воспользовалась внучка.
– А ее дочке сколько лет?
– Дочке? Минутку... Она на пять лет старше твоей матери, ибо Клара Калинская начала рано, даже школы не закончила, удовольствовалась малым аттестатом, тогда еще были малые аттестаты. Значит, сейчас ей пятьдесят.
– А дети у нее были?
– Да, сын и дочь, я на похоронах Клары их видела. Сыну на вид лет тридцать, дочь помоложе. Больше ничего о них не знаю, но адрес сказать могу, потому что дочка осталась жить в Клариной квартире.
Элюня вежливо попросила назвать адрес и записала его. Разговор с бабушкой очень хорошо сказался на ее самочувствии, а работать она все равно бы не могла.
Бабуля продолжала:
– Вторая кандидатура – наша домработница, та, которую я брала на несколько лет к твоей матери, когда работала в редакции. Девушка совсем молодая, деревенская, необразованная и очень глупая, но за эти несколько лет немного пообтесалась. Стенания и причитания она как-то сразу ухватила и взяла на вооружение. Уж не знаю, почему они ей так понравились, возможно, она считала их каким-то особенно шикарным городским выражением и пользовалась ими во всех случаях жизни. Сколько раз мне приходилось, слышать, как она употребляла бабушкино выражение в телефонных разговорах – когда никого из нас не было дома и надо было об этом сообщить, мне знакомые, смеясь, рассказывали. Но самое смешное было, когда приходили гости, она открывала им дверь и с ходу ошарашивала: Господ нет дома, прихватили стенания и причитания и на рораты отправились, входите, пожалуйста! Ее как-то совершенно не смущала нелогичность высказывания.
– Ты полагаешь, бабуля, она этой фразы и потом не забыла?
– Уверена. Стала ее дурной привычкой.
– А где теперь эта домработница?
– После того, как она у нас проработала... сколько же это лет? Лет восемь, не меньше. А потом вышла замуж за Владика, что уголь развозил. Уголь их и познакомил. Я не протестовала, ведь благодаря этому знакомству мы несколько лет получали отличный уголь и почти по нормальной цене.
– А ее фамилия?
– Хеленкой звали, а фамилия... какая-то птичья. От домашней птицы. Уткина? Русакова? О, вспомнила. Курчак. Хелена Курчак! Из Соколова Подлесского в Варшаву приехала...
– Погоди, бабуля, я должна записать. Когда это было?
– Твоей матери четыре годика стукнуло, когда я взяла домработницу, сосчитай сама. А зачем тебе вообще это надо?
Элюня почти не колебалась.
– Бабуля, дорогая, все тебе скажу, но давай сначала покончим с кандидатурами. Две ты уже назвала. Кто третий?
– А вот относительно третьего, я, откровенно говоря, не уверена, – со вздохом призналась бабушка. – Послушай меня, дитя мое. Вот сидела я и вспоминала, кому еще могла сказать про стенания и причитания, в конце концов, такие вещи говорятся не каждый день, человек произносит их только по особым случаям. Ну и вспомнила. Не так давно, думаю, года три назад,
– Расскажи, бабуля, поподробнее про четвертого, – попросила внучка. – Сначала возраст и внешний вид.
– Да не очень-то он мне запомнился, значит, выглядел обыкновенно. А возраст – тоже не скажу точно, но молодой, тридцати еще не было.
Элюню как что кольнуло.
– Бабуля, а нос у него был? – взволнованно поинтересовалась она.
– Наверное, был, дитя мое, если бы не было, тогда уж я наверняка бы запомнила, – резонно ответила старушка. – Даже такая старая склеротичка не забыла бы.
– Бабуля, да ты не обижайся, я говорю не вообще о носе, а о таком, который в глаза бросается! – уточнила внучка. – Такой выдающийся, большой, блестящий и немного красноватый, а к концу вроде бы как потолще.
– Так ты знаешь этого типа? – подозрительно спросила бабушка.
– А что, именно такой нос?
– В точности, очень хорошо ты его описала. Прямо так и вижу перед собой.
А Элюня продолжала ковать железо, пока горячо:
– И маленькие усики щетинкой?
– Правильно! И усики были. Выходит, ты... как это теперь говорят? Вышла на подозреваемого. В таком случае давай выкладывай, в чем дело, потому как я старушка страшно любопытная.
Элементарная порядочность не позволяла умолчать о тайных расследованиях, и Элюня не стала умалчивать. Познакомила бабулю в общих чертах с обстоятельствами финансовой аферы, избегая ненужных подробностей вроде своего личного в ней участия, хотя сама вся так и пылала от возбуждения, и еще раз уточнила внешний вид выдающегося носа.
Бабуля не дала навесить себе лапшу на уши.
– А откуда тебе так хорошо знаком один из вымогателей? – задала она вопрос в лоб. – И нос видела, и слова о роратах слышала.
Пришлось признаться:
– Я была свидетельницей того, как во время бандитского налета один из преступников о роратах высказался. В точности твоя фраза, только в середину вставил и, а у тебя запятая.
– Правильно, – подтвердила бабушка. – Должно быть с запятой.
– Ну, я сразу тебя вспомнила. Ведь только от тебя слышала это выражение, больше ни от кого. И додумала – а вдруг благодаря такой малости удастся найти преступника? Но полиции пока об этом не говорила, ведь никогда не известно...