Коровы ели туман
Шрифт:
– Всю жизнь тут живу. Из командировки утром вернулась. Вы у моря уже были?
– Нет...
– Сходите. Море тут самое красивое.
– Схожу, - ответил Вячеслав, хотя Снегирь и предостерегал его. Он говорил, что море тут неспокойное и безжалостное. И лучше держаться от него подальше, иначе рискуешь никогда не уйти.
Вячеслав разобрался в меню, дождался, пока официант запишет, и улыбнулся девушке:
– Простите, а как вас зовут?
– Полина Эдуардовна.
– Вячеслав Станиславович...
– сбился, смутился. Девушку могли бы звать Полина, Поля...
– Часто к нам приезжаете?
–
– Да вот, впервые, - Вячеслав поёжился. По телу пробежал холодок от строгого, пронизывающего взгляда.- А вы часто на море ходите?
– Это как мой второй дом.
Полина Эдуардовна доела омлет и ушла, оставляя за собой лёгкие разводы тумана. Вячеслав моргнул, и сизые волны исчезли. Кофе его остыл и превратился в жижу.
Оставалось только отправить сообщение ночному продавцу, договориться о встрече, а по дороге купить горячий кофе.
Продавец согласился встретиться на окраине. Напротив местного краеведческого музея - обветшалого розового особняка с треснувшей скорлупой лепнины. За музеем раскинулось поле прелой травы, обрыв и белые льдины, утром прибиваемые к берегу. Над головой тянулось небо, закрытое серой плёнкой тонких облаков.
У входа в музей стояла троица в телогрейках и курила, и дым смешивался с низким туманом, что как проказливый кот подкрадывался из-за кустов. Пока Вячеслав приминал траву в ожидании продавца, троица затоптала окурки. Взяли мастерки, вёдра и разбрелись вдоль фундамента, присели и принялись замазывать трещины.
– Здравствуйте, Вячеслав, - раздался голос за спиной. Интеллигентного вида молодой человек с жиденькой бородкой и глубокими глазами. Одет он был в неожиданно модный костюм, но обут в высокие ботинки на меху, со шнурками разных цветов, один - синий, другой - зеленый.
Вчера, в сумраке полуночи, продавец показался Вячеславу чёрной тенью, которая смотрела из темноты и вспыхивала огоньком сигареты. И Вячеслав радовался, когда, наконец, удалось расстаться с продавцом. Но теперь при тусклом дневном свете это был всего лишь усталый и нестрашный мужчина, носящий чуть великоватый пиджак.
Интеллигент внимательно выслушал и развёл руками.
– Даже предположить не могу, Вячеслав. Ваши люди сами всё забирали.
Внутри Славы клокотало. Неужели этот провинциальный интеллигентик не понимает, что должен найти пропажу? Он, наверняка, всех в этом городе знает и знает, кто мог напакостить.
– Я могу позвонить в банк и затребовать отмену платежа. У меня связи.
Продавец медленно достал пачку сигарет, и руки у него были холёные, но синие вены буграми вздувались. Спокойно закурил.
– Хорошо, я вам помогу, но вечером. Сейчас я должен быть на работе.
***
Интеллигента звали Ардальон. Он приходился внуком директору музея, Борису Павловичу, который сейчас в высоких сапогах бродил по болотам в поисках затонувших древностей, может, даже набрёл на старообрядческое поселение и теперь выспрашивает у них легенды и предания.
Ардальон особо не интересовался всей этой белибердой, но при деде вёл себя тихо и исполнительно. Деда он любил и уважал, тот заменил ему отца, рано почившего Бориса Борисовича, известного этнографа и писателя. Отец фанатично предавался работе, и до маленького Ардаши ему никогда не было дела. Он мог неделями сидеть в кабинете, отвлекаясь лишь на обед, но и даже тогда, когда тело его сидело за обеденным столом, дух его летал где-то далеко. Однажды он подарил Ардаше кроссовки, непарные, один - белый с синими шнурками, другой серый с зелёными, один - на три размера больше второго.
Маленький Ардаша долгое время был предоставлен самому себе. И если мальчик не играл с друзьями на берегу в "найди существо из моря", то молча заглядывал в кабинет отца и выжидательно смотрел ему в спину. И когда казалось, что отец вот-вот обернётся, Ардаша вздрагивал и убегал прочь. Он боялся, что вместо улыбки отец разозлится и накричит на него. Но так никогда и не узнал, что случилось бы. Удивителен человек: он так боится столкнуться с неприятной правдой, что предпочитает и вовсе отказаться от возможности узнать её. Уже взрослый Ардальон часто вспоминал, как смотрел в спину отцу. И думал, как сложилась бы жизнь, встреться отец с ним взглядом. Тяжело вздыхал. Ардальону хотелось заглянуть туда, где время, прошлое или будущее, не имеет значения. Но он гнал эти мысли как несерьёзные.
"Ерунда всё это!"
С дедом всё стало иначе. Дед всегда брал в походы, учил разжигать костёр и ориентироваться по звёздам. "Видишь Большую Медведицу?" Дед рассказывал о мифах. Сначала Ардальон, как и все маленькие дети, с интересом слушал. А затем, после того случая с Полечкой на берегу, когда Ардашу охватил сверхъестественный ужас, - с тех пор мифы мальчику разонравились. Злые, противные мифы, несущие страх и такой холод, что высыхают потные ладони. "Разумеется, это всё неправда, - сказал однажды Ардаша.
– Ерунда какая-то!" На деда он теперь смотрел как на безумного чудака, который вместо серьёзных вещей копается в сундуке со сказками. Но боясь, что дед перестанет о нём заботиться, молчал, молчал, представляя, как между родительских могил гуляет холодный ветер и колышет изумрудно-серую осоку.
Борис Павлович, уходя в экспедицию, оставил Ардальона в музее за старшего, да ещё поручил приготовиться к выставке в честь юбилея.
Выставка будет большим событием, правда, не таким, какое деду понравится. Ардальон всё сделает на свой вкус. Хватит уже с него мифологической чепухи. Перво-наперво Ардальон избавился от бумаг с дедовыми рекомендациями, завернул рукопись "Краеведческой книги", которую принесла Полина Эдуардовна. Они поругались, старший научный сотрудник пробормотала псевдострашное проклятие и исчезла на четыре недели. Впрочем, она бывала в городе наездами, часто и надолго пропадая, но возвращаясь с новыми мифами, которыми восхищался дед. Собственно, весь краеведческий музей давно стал домом мифов, легенд и прочей ереси и чертовщины. "Ну, ничего, скоро мы это исправим и сделаем приличное место".
Сегодня утром Полина Эдуардовна объявилась, позвонила и сообщила, что перепишет несколько глав в угоду Ардальону. "Но только попробуй хоть слово вырезать!"
За тот месяц, что никто не присматривал за Ардальоном, он перекроил план музея и занялся перестановкой. В главном зале раньше висели виды Гандвика. Серые, почти однотонные миниатюры, с которых по вечерам часто падали кусочки льда, а к утру растаивали в лужи, перетекали в центр зала, чтобы исполняющий обязанности директора поскользнулся.