Корпократия

Монкс Роберт

Практику начисления генеральным директорам колоссальных, неоправданных вознаграждений не изменит ни информационная прозрачность, ни создание независимых комитетов по вознаграждениям. Консультантов по-прежнему будут нанимать за заоблачные гонорары, и они по-прежнему будут искусно отбирать «компании с аналогичными показателями», чтобы доказать «нормальность» максимального вознаграждения для своих клиентов и максимального гонорара для себя. Нравится нам это или нет, но так делаются дела в корпоративном мире. Меня самого столько раз не выбирали членом комитетов по вознаграждениям, видимо, потому, что считали слишком независимым. Реформа системы вознаграждений будет возможна, только если самые крупные акционеры — для начала всего два или

три — потребуют по-новому взглянуть на систему.

Представьте, как другие институциональные инвесторы присоединятся к такой акции и как это оживит акционерный активизм. Британский медицинский журнал Lancet был совершенно прав, когда в начале 2007 года писал в редакционной статье: «Хотя наивно было бы предполагать, что действия одного инвестора, пусть даже такого крупного, как Фонд Гейтсов, могут существенно изменить сложившуюся ситуацию, массовое движение инвесторов — будь это акционеры, пенсионные или крупные благотворительные фонды, сможет многое сделать для того, чтобы улучшить корпоративное управление и политику».

Никто, я думаю, не смог бы противостоять такой позиции. Эффект был бы впечатляющим. Он мог бы изменить корпоративную Америку. Не хватает только желания. «Благородные» должны стать «сильными», а этого еще не произошло. Почему? Почему в мире вульгарной алчности, в эпоху бесстыдно высоких заработков генеральных директоров умные люди, доказавшие свое умение анализировать, взявшие на себя обязательство работать на благо общества, не берутся за это трудное дело?

Мне кажется, что ответ может подсказать старый анекдот. Два экономиста идут по улице. Один замечает на тротуаре стодолларовую купюру и нагибается, чтобы ее поднять. Другой его одергивает: «Не будь смешным! Если бы это были настоящие 100 долларов, кто-нибудь их бы давно подобрал».

Шутка с бородой, но от этого она не потеряла смысл. В мире, что постулируют экономисты, в том мире, что они обрядили в бесконечные статистические показатели, кто-то уже нашел наиболее рациональный образ действия, уже подобрал деньги с земли и, если речь о крупных институциональных инвесторах, уже должен был начать оказывать давление на Большой бизнес, заставляя его исправиться. Если этого не происходит, следовательно, стодолларовая купюра ненастоящая, потому что в противном случае кто-нибудь ее уже прибрал бы к рукам. Значит, тот факт, что фонд Гарвардского университета, Фонд Гейтсов и другие американские институциональные мегаинвесторы до сих пор не оказывали серьезного давления на корпорации, чтобы заставить их улучшить корпоративное управление, говорит либо о том, что с управлением все нормально, либо о том, что такие действия не в интересах инвесторов.

Владельцы и управляющие этих огромных фондов, как правило, формулируют такие рассуждения менее приземленно. В Гарварде довели до совершенства модель инвестирования, которую можно было бы назвать «бункером из слоновой кости»: чтобы сосредоточиться на образовании и вместе с тем не обидеть никого из многочисленных активных и зачастую очень богатых спонсоров, фонд тщательно избегает конфликтов с компаниями, акции которых содержатся в его портфеле.

В серии открытых писем, публиковавшихся в период между 1979 и 1987 годами, тогдашний президент Гарвардского университета Дерек Бок говорил о многочисленных попытках убедить фонд поучаствовать в решении острых проблем современности — положить конец апартеиду в Южной Африке, улучшить межрасовые отношения в Америке, поддержать свободу слова и пр. — и сформулировал принципы, которыми с тех пор фонд руководствуется. В открытом письме гарвардской общественности, написанном в 1979 году и озаглавленном «Размышления о моральной ответственности университета перед обществом», он писал:

«Как я уже отметил, общество с уважением относится к автономии университетов, поскольку рассчитывает, что они посвятят себя всецело академическим задачам, для решения которых и были образованы… Это не означает, что университетам

следует уклоняться от попыток влияния на окружающий мир. Это означает, что им следует оказывать это влияние, поощряя взвешенное выражение личных мнений и дискуссии, предлагаемые отдельными членами академического сообщества, а не предпринимая институциональные меры воздействия на других членов общества. Нарушая этот общественный договор, университеты подвергают себя опасности. Они не вправе рассчитывать, что останутся свободными от давления извне, если настаивают на использовании своих экономических рычагов для того, чтобы навязать собственные стандарты поведения другим организациям» (курсив мой. — P.M.).

По сути, эту цитату можно свести к приведенной выше шутке: если бы избавление от акций было разумным средством улучшения общества, фонд давно бы его практиковал. Как и Гарвард, самый знаменитый гарвардский недоучка Билл Гейтс (бросил учебу через два года после поступления, чтобы заняться программированием) и его жена Мелинда просто хотят, чтобы им дали заниматься своим делом — в данном случае благотворительностью — и не переживать о практиках корпоративного управления в компаниях, что пополняют их горшочек с золотом. Генеральный директор Фонда Гейтсов Петти Стоунсайфер выразила это настроение в своем письме редактору Los Angeles Times от 14 января 2007 года, отвечая на статью, где критиковалась акционерская пассивность фонда: «Хотя акционеры-активисты ставят перед собой достойные цели, мы считаем, что гораздо более прямой способ помогать людям — предоставлять адресную помощь и вместе с другими жертвователями делать все, что в наших силах, для борьбы с болезнями и бедностью и для повышения качества образования».

Естественно предпочесть благотворительность делу перевоспитания корпораций (тем более что их так трудно перевоспитывать). Выше цели, чем борьба с болезнями и бедностью, быть не может. Как-то даже несправедливо поднимать такие вопросы, как инвестиционный активизм, когда дело касается Гарварда и Фонда Гейтсов, которые очень много делают для улучшения мира. Как говорится, нельзя винить Колумба за то, что он не Магеллан. Но, с другой стороны, даже у богатства Гейтсов есть предел. Без пополнения, то есть не получая хорошей прибыли от инвестиций, фонд обнаружит, что его благотворительные проекты оказались под угрозой и даже, может быть, не сможет выполнять свои обязательства. Деятельность и управляющих фондом Гарвардского университета, и Гейтсов зависит от эффективного и полноценного функционирования рынков. А рынки не смогут работать в полную силу, если независимые акционеры не будут обеспечивать корпорации капиталом и, в случае необходимости, принуждать их соблюдать этические принципы руководства.

Сегодня уже ясно, и тому немало доказательств, что, будучи предоставлены сами себе, в отсутствие эффективного регулирования, этических стандартов и институционального воздействия, которое заставило бы их пойти на реформы, большинство корпораций, включая крупнейшие из них, будут растаскивать собственные ресурсы ради обогащения горстки топ-менеджеров и игнорировать такие внешние эффекты своей деятельности, как загрязнение окружающей среды и глобальное изменение климата, не думая о том, что когда-нибудь это им выйдет боком. В конечном итоге они истощат акционерную стоимость и в свой срок пойдут ко дну, потянув за собой весь рынок.

Я выступаю не за социально ответственное инвестирование, или СОИ. СОИ — дело благородное, основывающееся на признании ответственности акционеров. Тем, кого мучают угрызения совести (и в наши дни оснований для этого хватает), взаимные фонды СОИ предлагают утешение от сознания того, что ваши взносы по пенсионному плану 401 (к) не помогают удерживать курс акций «плохих» корпораций. Дух СОИ чувствуется в черном списке норвежского Пенсионного фонда, в критике новозеландского Суперфонда и многих других инициативах. Но при всех его достоинствах у СОИ есть ряд серьезных ограничений.