Корпорация «Попс»
Шрифт:
«С этим чемоданчиком я, наверное, вылитая беженка», — думаю я, миновав парковку и свернув направо, к небольшому параду магазинчиков. Меня никто не видит, никто обо мне ничего не думает, и я вдруг задаюсь вопросом, существую ли вообще? Теперь, когда на мне парусиновые туфли, я не слышу своих шагов, и от этого лишь острее ощущение, будто меня на самом деле нет, будто я призрачно двигаюсь сквозь неизвестный мне город, засветло, там, где нет наблюдателей.
Недавно я поняла, что почти все приемы и трюки, описанные в сопроводиловках к «КидСпай», «КидТек» и «КидКрэкер», я постоянно использую в реальной жизни — даже если никакой нужды в этом нет. Например, если я хочу рассмотреть человека, идущего по улице, я использую витрину магазина. Отправляясь по делам, выбираю алогичные маршруты на случай, если кто-то сидит у меня на хвосте или запоминает мой распорядок дня. Стараюсь нигде не оставлять отпечатков обуви. Началось это как ролевая игра. Способность «превратиться» в проблемного 9–12-летнего ребенка — необходимая часть моей работы; стоит мне об этом подумать, как внутренний голос шепчет: «Ага, клево! Тайная личность! Ну, как будто заходишь в телефонную будку, а выходишь совершенно другим человеком, наделенным тайными способностями!» Одно это доказывает, насколько сильна теперь моя связь с коллективной психикой проблемных детей.
Придумывать набор «КидКрэкер» было проще, чем остальные два, но как-то менее весело. Чтобы создать «КидСпай» и «КидТек», я взаправду изучала новое. Шифры и искусство дешифровки всегда были частью моей жизни, так что «КидКрэкер» не потребовал особой самоотдачи. Я просто-напросто записала на бумаге вещи, которые знала с пеленок. Однако этот набор слегка опередил по продажам другие два. Ребята из Отдела маркетинга — а нынче мне с ними приходится обсуждать абсолютно все, — твердят, что шпионство слишком отдает «холодной войной», а профессия детектива чересчур «стремная» и «старомодная» для детей, живущих в нашем террористически-космическом мире-матрице. Никогда не понимала, как с этими типами разговаривать. Из-за того, что «КидКрэкер» принес больше денег, чем остальные наборы (которые тоже неплохо продались, несмотря на «стремность» и т. д., и т. п.), на меня теперь постоянно давят: придумай что-нибудь такое более «дешифровочное по духу». Так что я планирую разработать набор для выживания в глуши. Может, назову его «КидСкаут»… впрочем, это слишком попахивает бойскаутами и определенно «неклево». С названием у меня проблемы, хотя обычно я их придумывают с лету. Конечно, прямо сейчас я вам не объясню, чем выживание похоже на дешифровку, однако на переговорах с моим боссом и ребятами из Отдела маркетинга я как-то умудрилась их убедить. По-моему, я упирала на интерактивность (разумеется, мои бренды жутко интерактивны, так как все они обучают новым навыкам). Я сделала еще одно предложение — разработать набор для занятий магией «КидКадабра», — но его отклонили. Согласились, что при нынешней обстановке на рынке детских товаров такой набор пойдет, но заключили, что продажа детям предметов «черной» магии повредит общему имиджу «Попс».
Весьма вероятно, что даже мой набор для выживания в глуши так и умрет на стадии проекта. Для опытных моделей это обычное дело — их разрабатывают, а потом они проваливаются в фокус-группах, или вдруг кто-то замечает такое, что способно подорвать авторитет «Попс» или привести к какой-нибудь судебной тяжбе. С детскими товарами нужно быть очень осторожными. Мне уже успели высказать замечания по поводу этого набора, после переговоров у меня остались заметки, напоминающие мне «сделать упор на тех приемах выживания, которые осуществимы на заднем дворе дома», т. е. не велеть 9–12-леткам взаправду топать в глушь и пытаться там выжить. Вдобавок (хоть это и трудно) я должна учитывать все удручающие статистические данные, из коих следует, что детям на самом деле больше не интересны «традиционные игрушки». Нынче всё более юные создания предпочитают компакт-диски, всякие прибамбасы и видеоигры. Иногда кажется, что невезунчики, застрявшие на «более традиционных» уровнях индустрии игрушек, в основном придумывают декоративных персонажей для коробок из-под гамбургеров и овсяных хлопьев, для мультиков и кино. Однажды кто-то высказал мысль, что, мол, мои бренды можно «осовременить», привязав к ним неких традиционных, давно придуманных персонажей — каратиста-сыщика из японского мультика, малолетнего шпиона из крупнобюджетного фильма про летние каникулы. Я рада, что этого не случилось.
Так вот, иду я по незнакомой улице в незнакомом городе и задумываюсь, каково быть беглецом, отчего меня мгновенно наполняют новые идеи насчет моего набора, хотя это и странная мысль — будто «мои» (это тоже странно — что теперь они «мои») 9–12-летки бывают настолько травмированы, диковаты, одиноки, что могут на самом деле сбежать из дома и попытаться использовать набор для выживания в реальном времени, в невыдуманной ситуации, а не у себя на заднем дворе. В любом случае мне интересно: что бы случилось, если бы вы сбежали и очутились здесь, в этом городе, среди привычных на вид магазинов, которые отбрасывают непривычные зловещие тени, а родители искали бы вас? Но… может, родители вас не ищут. Скажем, их похитила биотехническая корпорация, а ищет вас большой страшный дядя — корпорации нужна вся семья, чтобы завершить генетический код, необходимый для какого-то гнусного эксперимента. Что вы станете делать? Куда пойдете?
В последнее время я опять стала много думать о похищениях. Как-то раз я прочла книжку, которая кочевала со стола на стол у нас в офисе; с этого все и началось. В ней говорилось о том, что для успешного маркетинга детских товаров нужно понимать страх. Там было сказано: можно придумать говорящую подушку, на которую родители запишут слова утешения, и если ребенок проснется в одиночестве и испугается, ему достаточно будет просто нажать кнопку на подушке, чтобы успокоиться. По-моему, ужасно; от книжки у меня остался какой-то осадок — может, активировался «линк» на воспоминания о моем собственном детстве, когда я так боялась похитителей, что месяцами спала в одной комнате с бабушкой и дедушкой. У меня даже родителей тогда не было, не говоря уж об их «утешающих» голосах в записи.
Днем на этой улице, наверное, полно людей — хороших и плохих. Вы бы ни за что не заметили плохих людей среди бела дня. Их растворили бы все остальные тела, запахи, мысли, намерения, решения, машины, автобусы, мобильные телефоны, кроссовки, журналы, увольнения по собственному желанию, фаст-фуды, интрижка с боссом, насчет которой все предупреждали тебя: зачем тебе эта головная боль? Стоп. Что здесь увидит днем ребенок? Магазины игрушек, думаю я, приближаясь к одной из лавок. Вот теперь я будто и впрямь на работе. Смотрю в витрину и вижу изделие, о котором знала, когда оно было только идеей в стадии разработки. Мой единственный почти-что-друг из «Попс», Дэн, сделал дизайн упаковки. Сама не знаю, нравится ли мне упаковка. Дэн тоже не знает. Он увлекается теорией цвета.
А может, ребенок увидел бы только плохих людей, даже если бы их частично растворила взвесь из всех остальных. Есть мнение, что лишь дети могут увидеть волшебных существ, что к совершеннолетию эта способность утрачивается. С «темной стороной» то же самое. Возможно, это оттого, что дети так близки к смерти, — если принять точку зрения, что смерть предшествует жизни в некоем грандиозном цикле. Дети: магия. Старики: безумие. Может, все дело тут в близости смерти. И дети действительно замечают плохие вещи и плохих людей. Видят смерть в глазах человека. Дети бегут от смерти в своих фантазиях… чему навстречу? Взрослости? Чтобы стать убийцей вместо жертвы, охотником вместо добычи, очутиться в середине цикла, где тебе меньше угрожает то, что стережет на обоих концах.
Торговые марки, торговые марки, торговые марки. (Типичный ребенок каждый день подвергается атаке 8000 названий брендов. Здесь я за два часа насчитаю тысячи четыре, раз плюнуть). Маленькая книжная лавка. Традиционный универмаг, от которого так и веет Рождеством. Но где тут спрячешься? Не в переулке же, не на пороге магазина. Я думаю (как думала последние несколько недель, правда-правда) о шалашах, о том, как напихать под одежду сухую траву, чтобы не замерзнуть, и о том, как собирать и очищать воду. Я понимаю, что хочу почувствовать траву под ногами, и двигаю дальше.
Спустя какое-то время я набредаю на спортплощадку с двумя ветхого вида крикетными сетками. [10] На тертом зеленом «астродёрне» [11] — свежие меловые метки. Секунду-другую я вспоминаю деда — как он учил меня подавать «волчком» [12] в нашем скромном кембриджском садике. Мне представляется, что у детей, играющих здесь, родители немногим старше меня: нейлоновые спортивные костюмы, на груди — логотип корпорации, очки от известных дизайнеров, офисная работа. Но все же в каком-то смысле я до сих пор ощущаю себя ребенком, чей дед выходил поиграть в крикет в чем попало, не переодеваясь, дымя трубкой при этом. В сетке, натянутой меж двух тренировочных воротец, зияет громадная дыра, легкий ветер треплет ее края. Я задумываюсь о противомоскитных сетках, о детях, что сбегают из дома в какой-нибудь жаркой стране, и о том, как можно использовать мой набор в разных климатических зонах. Разве не легче выжить в жару? Возможно, хотя возникает проблема обезвоживания. На морозе можно в буквальном смысле замерзнуть насмерть. Мне придется изрядно постараться: борьба с этими перспективами в моем товаре должна казаться забавной.
10
Сетками огораживаются специальные участки на крикетном поле, где игроки тренируются.
11
«Астродёрн» (astroturf) — торговое название пластикового покрытия для игровых полей, имитирующего траву; впервые было использовано на техасском бейсбольном стадионе «Астро».
12
При подаче «волчком» в крикете мяч закручивается, и, приземлившись, меняет направление движения.
Ненавижу слово «товар». У меня есть кое-какие идеи, но все не очень удачные. Зачем я сюда приперлась — чтобы у меня появились идеи? Да. За этим. Именно так. Я сюда приперлась не из-за того, что мне больше нечем было заняться, одной в странном городе среди ночи. Вздохнув, я сажусь на самый сухой участок «астродёрна», какой удается обнаружить, и открываю сумку. Наливаю в чашку кипяток из термоса, ставлю ее на землю и добавляю шепотку зеленого чая. Потом достаю коробочку синих бумажек для самокруток, всыпаю темный табак — щепотку чуть поскромнее, — вставляю фильтр, скручиваю, засовываю в рот и поджигаю. Не пытайся смотреть на себя со стороны. Не пытайся увидеть то, что видят другие. Ты сидишь на крикетном поле в маленьком городке и пьешь чай посреди ночи. Это абсолютно нормально.Но я — аномалия. Ночная аптекарша, что кормится листьями. Питье из зеленых листьев, курево из коричневых. Я наблюдаю, как солнце восходит, будто шарик оранжевого ледяного мороженого, а потом возвращаюсь на станцию — взять такси до Заячьей Усадьбы, с заездом в какую-нибудь невзрачную кафешку, позавтракать. Никому не скажу, чем занималась сегодня ночью. Самой себе объясню, что работала.