Коррекция
Шрифт:
– Когда-то все затягивалось прямо на глазах, а сейчас просто очень быстро заживает. Это исследовали, но причин так и не нашли. Насчет Нори я предполагал, что будет что-то такое.
– Алексей, – Ольховский помолчал, потом продолжил. – Можешь сказать, зачем решил уйти? Многие боятся твоего ухода, и я тоже. К тебе все слишком привыкли. Все знают, что вся твоя жизнь для людей, что ты не злоупотребишь доверием и всегда все сделаешь лучше других. Сейчас снова ввели деньги, и опять будут никому не нужные выборы, в результате которых к власти могут прийти не самые хорошие люди. Зачем это?
– Ради себя и ради вас, – ответил Самохин. – Не понимаешь? Ты мне говорил о «Ковчеге» и о зверях, боящихся свободы. Не видишь аналогии? Я у вас, как зверинец, названный моим именем, и вам в нем спокойно и сытно, хотя в вольере особенно не побегаешь. Нельзя жить, все время прячась за спину кого-то одного и радуясь тому, что у него есть много опыта и совесть. Я, Слава, жутко устал. Устал от власти, от ответственности, от своей однообразной жизни. И жена устала. Она ведь так и не захотела второго ребенка. Мы с ней хотим отдохнуть и осмотреться. Наверное, найдем для себя полезное и интересное дело. Но собой управляйте сами. Думаешь, ты первый, кто нам такое говорит? Бухаются на колени и упрашивают, а отдельные... просто даже не знаю, как таких назвать, еще и крестятся! И это тоже показатель того, что нам не уходить, нам бежать нужно! Все самое сложное уже позади, а проблемы... их всегда будет много.
– Ну как, простился? – спросила Лида. – Чего это ты такой мрачный?
– Я ему так и не сказал, что больше не приду, – ответил муж. – Просто не хватило духа. Слава сильно постарел и скоро уйдет, и мне его будет не хватать. Сколько раз давал себе зарок не привязываться к людям. Я ведь его пятьдесят лет называл по имени-отчеству, а обратился на «ты» только сейчас. Он мне рассказал о Нори. Как мы думали, так и получилось. Очень рано, но видно, что у них уже все решено.
– То, что они любят друг друга, я и так вижу, – сказала Лида. – Что у нее там, звери?
– И звери, и регенерация. Интересно, что за задачи Он придумал для них?
– А в то, что это просто благодарность нам, не веришь? – спросила Лида. – Был бы сын обычным человеком, и что хорошего? Ты бы его сам похоронил через семьдесят лет.
– Не хочу без толку ломать голову. Пусть ломают ее сами, если придет их время. Душу я в сына вложил, а знания и опыт пусть добывает самостоятельно.
– Кого думаешь оставить вместо себя до выборов?
– Все уже обговорено. Пока останется Батищев, а потом пусть решают сами.
– И куда поедем? Уже решил?
– Если ты не возражаешь, я бы поехал к морю. В Крыму много законсервированных правительственных дач. Займем одну на пару месяцев. С обслуживанием договоримся.
– А что, можно, – кивнула Лида. – Только ведь вода еще лет пять будет холодной.
– Я и в холодной искупаюсь, – улыбнулся Алексей. – Да и не в купании дело. Просто я люблю море. И спокойное, и когда шторм. Будем сидеть с тобой на берегу, слушать шорох набегающих волн и вспоминать тех, кто оставил след в наших сердцах. Таких было много: у меня все сердце в зарубках. Все мечтают о жизни без конца, не давая себе труда подумать. Жизнь это цепь из приобретений и потерь. В конце длинной жизни приобретения перестают радовать, а потери по-прежнему больно жалят в сердце. И если этому нет конца... Человек просто на такое не рассчитан. Я ведь боялся, что когда-нибудь просто не хватит сил и придется самому...
– Не надо! – Лида обняла мужа и прижалась щекой к его груди. – Все будет хорошо! Любая усталость снимается отдыхом и переменами в жизни. И никто нам не помешает все это сделать. Когда поедем? Я могу сдать заму министерство хоть завтра.
– А я уже фактически разделался с делами. Можно обо всем договориться по комму, но я все-таки съезжу в последний раз. Иначе будет просто по-свински, хоть мне все простят. Надо будет попросить Мияко присмотреть за молодежью. Денег у сына будет достаточно, а вот опыта самостоятельной жизни нет. Надеюсь, что я его воспитал правильно, и они не наделают глупостей.
– Не надоело здесь сидеть? – спросила Лида, морщась от холодного ветра. – Мало того что еще нет настоящего тепла, так уже середина сентября. Мы здесь отдыхаем два месяца, не надумал возвращаться?
– А тебе надоело? – Алексей встал и сложил раскладной стул. – Пошли в дом, а то действительно холодновато. Знаешь, кажется, я решил, чем займусь. Если хочешь, будем этим заниматься вместе.
– И чем же?
– Землей займутся и без нас, а мы с тобой займемся космосом. В программе задействовано немало достойных людей, но и мы среди них лишними не будем. Защитим Землю, а потом начнем строить там города!
Алексей махнул рукой, показывая в пасмурное небо.
– Меня не слишком успокаивает статистика падения астероидов, а опасных булыжников рядом с нами гораздо больше, чем хотелось бы. Супервулканы ведь тоже извергаются нечасто. Планы составлены, средства выделены, а наработок по космосу у нас много. Теперь нужно только засучить рукава и взяться за дело. Первый опасный гостинец ожидается через восемнадцать лет. Вполне достаточно времени, чтобы подготовиться, слетать к нему и разнести в клочья, не дожидаясь, мимо он пролетит или вмажется в Землю. Что скажешь?
– От работы я отдохнула. Ты предлагаешь заняться достойным делом, только это все слишком далеко от того, чем я занималась раньше. Найдешь мне работу? И где этим будем заниматься? Не хотелось бы надолго оставлять сына.
– Найти работу будет нетрудно. Жить будем в Москве, но помотаться по разным объектам придется. Но с нашей новой авиацией это не проблема. Сегодня уже поздно, а завтра с утра позвоню в ялтинский горисполком, сдам дачу и попрошу выделить транспорт.
– Я вижу, с тебя из ста пятидесяти прожитых лет слетела как минимум сотня, – улыбнулась жена. – Веселый и энергичный, давно ты таким не был.
– Главное в жизни – это цель, – изрек Алексей, – и любимый человек рядом с тобой. А если на пути к достижению цели предстоит заняться новым и интересным делом, то и годы уже не так тяжело давят на плечи. И все это у нас с тобой есть.