Корректировщик
Шрифт:
Больше эфира.
Вторая раскладка погружает меня в подсобку небольшого дискаунтера, торгующего порошками, моющими средствами и прочей хозяйственной мелочевкой. Мой разум трансформирует преграды, разделяет и сворачивает фрагменты действительности. На пределе восприятия, почти не задумываясь.
Миг — и я в тесном переулочке.
Зажат боками старых домов — обшарпанных, заплесневелых, с облупившейся краской.
У раскладки имеются естественные ограничения. Я не умею телепортироваться в общепринятом смысле. Дистанция броска — до ста метров. Препятствия устраняются лишь временно — я прячу их в многомерности. И тут же возвращаю на прежнее место, заштопывая бреши в измерениях. Здорово напоминает способности тварей, с которыми я сражался в прежнем мире. Мы многое у них позаимствовали…
Эфира на раскладку тратится много. Организм работает на износ. Другие техники во время броска я применять не могу — требуется абсолютная концентрация. Есть и другие минусы.
Переулок совсем крохотный. Машина с трудом проедет. Справа — участок, обнесенный сетчатым забором. Штабеля деревянных ящиков и пустых картонных коробок. Тут же — два мусорных контейнера. Слева — дверь, оснащенная камерой и домофоном.
Бежать.
Магию не использую.
Пулей вылетаю из переулка, который на деле представляет собой тупичок. И оказываюсь на оживленной улице с двусторонним движением. Сворачиваю направо и быстрым шагом иду к троллейбусной остановке. Окружающее не сканирую. Мало ли — привлеку корректировщика. А то и святых отцов со своими артефактами…
Я почти не рассчитываю на успех.
Просто разрываю дистанцию.
К остановке подъезжает желтый троллейбус, борта которого усеяны рекламой. Мне почудилось движение на противоположном краю улицы. Не задумываясь, протискиваюсь в салон.
Час пик.
Ну да, время-то обеденное.
Меня зажали со всех сторон, не шевельнуться. Под ребро втыкается локоть старушки-киборга.
— Занял весь проход! — орет очумевшая карга.
Даже кинетику не выставить.
Тут же спалюсь.
Приходится терпеть. Через две остановки позволяю толпе вынести себя из салона. Я не понимаю, куда попал, и это хорошо. Сейчас важно оторваться от преследования, а церковники и агенты спецслужб в ряде случаев могут считывать поверхностные мысли жертвы. Отсюда вывод — пока я не врубил защиту на максимум, лучше не смотреть на названия улиц и номера домов. Ориентиры, которые отслеживаются по карте, тоже в топку.
Бегу к перекрестку, пересекаю «зебру» и вижу перед собой торговые ряды. Отвернуться, не смотреть. Налево, к остановке.
Очередной троллейбус.
Новая толпа хмурых людей.
Втискиваюсь внутрь — и сталкиваюсь с контролером. Троллейбус медленно трогается с места. Пути к отступлению отрезаны. Вот же дерьмо.
— Готовим билетики.
Мужеподобная тетка с комплекцией борца сумо движется по проходу, словно ледокол. А троллейбус, как назло, застрял у светофора. Мельком глянув в окно, я вижу силуэт в черной сутане. Блюститель Иннокентий. Получается, церковники уделали экспедиторов? Даже не знаю, грустить или радоваться. На хвост мне сели плотно…
Троллейбус сдвинулся с места, набрал ускорение и ввинтился в плотный транспортный поток.
Черный человек выпал из поля зрения.
— Парень!
Я не сразу дорубил, что обращаются ко мне.
Сделал вид, что не слышу.
— Молодой человек! — женщина-ледокол вцепилась мне в плечо мертвой хваткой. Луноподобное лицо заслонило обзор. — Ваш билет!
— Сколько?
— Что — сколько? — опешила контролерша.
— Штраф. Нет у меня билета, я заплачу штраф.
Сейчас это самое простое решение.
— Так не пойдет, — угрожающе прогудела тетка. — На линии генеральная проверка. Мы высадим тебя, сынок, на конечной, отвезем в участок и составим протокол. По всем правилам.
— Не несите дичь, — огрызнулся я. — Какой протокол? Я несовершеннолетний.
— Там и разберемся, — победоносно оскалилась женщина-ледокол. — Если потребуется — родителей вызовем. На учет поставим. Привыкли тут, понимаешь, кататься бесплатно. А нам премии режут…
Я шевельнул плечом, но хватка «борца сумо» только укрепилась.
— Не дергайся, — посоветовала женщина. — За нами патрульная машина едет.
Меня гораздо больше интересуют служебные машины.
— Эй, — говорю я одними губами, приблизив их к уху необъятной кондукторши. — Денег хотите?
Вопрос приводит тетку в замешательство. «Зайцы» еще ни разу в жизни не предлагали ей взятку вместо уплаты штрафа.
— Оборзел?
— Много, — настаиваю я.
И ловким движением извлекаю из кармана куртки пачку мятых купюр. Ладно, не пачку. Тонкую стопочку. Преимущественно пятирублевки и червонцы.
Глаза кондукторши округляются.
— Вот, — засовываю деньги в ее нагрудную борсетку. — Тут рублей сто будет. Берите всё, только отпустите.
Никакой магии, Ярослав.
Никакой магии.
Женщина-ледокол в ступоре.
Двери троллейбуса с шипением раздвигаются, и руконогая пассажирская биомасса увлекает меня прочь — к свежему воздуху, пасмурному осеннему небу, новым приключениям.
Оглядываюсь в поисках церковников.
Ушлые типы пользуются маскировкой, так что сразу и не заметишь. А еще, как мне кажется, адепты Равновесия наловчились отслеживать корректировщиков по следам их вмешательства в реальность. Поэтому наемник Белозерских и затаился. Чует акул.
Криво усмехаюсь.
Взвесь — это еще не всё.
И начинаю окружать себя волховскими аурами.
Глава 27
Есть в заброшенных дворянских усадьбах некое неуловимое очарование. Кажется, спустишься в подвал и непременно увидишь машину времени. Или закроешь глаза, вслушаешься в шорох крон вишневого сада и скрип ставен на чердаке, а там, глядишь, и донесутся звуки бала. Заиграет оркестр, исполняющий полонез. Пронесутся над паркетом изысканные кавалеры, ведущие под руку стройных дам в белоснежных вечерних платьях…