Корректор. Книга первая: Ничьи котята
Шрифт:
– Меня держали в Институте человека, – опустив взгляд, произнесла она. – Два года. Я почти все время спала и совсем не двигалась. Мне не позволяли ходить, только возили в железном ящике с блокиратором. Папа говорил, мне тренировали мышцы электротоком.
Тролль издал странный звук – что-то среднее между шипением и неразборчивым рычанием. Карина взглянула ему в лицо и невольно отшатнулась. Уголки рта мастера Караби растянулись, верхняя губа вздернулась, обнажая клыки, тяжелые чешуйчатые веки опустились на глаза, превращая их в узкие, почти не различимые под тяжелым лбом щелки. Клацнули когти на впившихся в кромку столешницы пальцах. Из большого добродушного существа тролль внезапно превратился в опасное чудовище, готовое терзать и кромсать, и Карина почувствовала, как по спине бегут мурашки, а манипуляторы против ее воли напрягаются и сворачиваются в напружиненные спирали, готовые защищать ее от нападения.
Впрочем, наваждение продолжалось недолго. Караби тряхнул головой и как-то неуловимо снова стал прежним спокойным и понимающим директором школы.
– Извини, Карина, – глухо произнес он. – Я не хотел тебя пугать. Но для Народа так вести себя с детьми означает совершать ужасное преступление против своей расы. Нам приходится убивать своих детей, на прошедших Испытание, но как можно издеваться над ними таким образом, выше нашего разумения. Теперь я понимаю старейшин, которые… – Он осекся. – Впрочем, неважно. М-да. Я мог бы и сам связать скандал с Институтом и твое появление здесь.
Он помолчал.
– Теперь понятно. Мне приходилось видеть людей в таком физическом состоянии, как ты, и все они перенесли долгие болезни, приковывавшие их к постели. Ну что же, по крайней мере, мы осознали проблему, так что осталось лишь ее победить. Карина, тебе нужно заниматься физическими упражнениями. В первую очередь – бегом. У тебя низкая выносливость, и ее следует улучшить как можно быстрее.
– Саматта тоже бегает каждый день, – вспомнила слегка успокоившаяся Карина. – Он бегает по лесу и вокруг парка. Там дорожки есть. Саматта – он с нами живет и нас охраняет, – пояснила она. – Он солдат. Он сначала хотел нас захватить, но не стал, а потом его выгнали из Института, и он стал жить с нами.
– Джао в своем репертуаре, – хмыкнул тролль. – Взять врага и сделать его своим преданным сторонником… Да, даже не будь он Демиургом, он определенно заслуживает звание Ведущего. Ну что же, Карина, я хочу, чтобы ты тоже начала бегать. Каждое утро, еще до завтрака. Начни с одной версты, даже с трехсот-четырехсот саженей. Потом постепенно станешь увеличивать нагрузку. На тот случай, если мы не увидимся с твоим папой, передай ему, что тебе нужно заняться гимнастикой. Я бы предположил классический метод Прагата. Не забудешь? Прагат – Ведущий по Пути, живший в далекой древности. Он адаптировал искусство Пути для людей. Запомнила?
– Да, – кивнула девочка. – Пра-гат. Прагат. Я запомнила. А бегать нужно каждое утро?
– Да. Обязательно каждое утро. Поблажки себе давать нельзя: стоит лишь раз полениться, и на следующее утро выйти на дорожку вдвойне труднее. Так что начинай с завтрашнего дня. Ну ладно, все на сегодня. Давай в душ и переодеваться. Завтра жду тебя в то же время.
В душевой уже почти не осталось народу. Несколько мальчишек и девчонок из последней группы да инструкторы плескались под струями воды, смывая с себя пот. Только люди – ни орков, ни троллей в душе не оказалось. Наверное, потому, что они не потеют: у троллей кожа чешуйчатая, а у орков – мохнатая. Карина сбросила с себя дзюбу и повязки и скользнула под ближайший свободный душ. Она с опозданием вспомнила, что прихваченное с собой полотенце вместе с одеждой осталось в шкафчике. Придется мокрой шлепать по деревянному полу…
Торопливо намыливаясь жидким мылом, она окинула взглядом фигуры инструкторов. Те как на подбор казались стройными и подтянутым, с плоскими животами, широкими плечами, узкими талиями и сильными мускулистыми бедрами. У них не замечалось жировых валиков на боках и раздутых пузиков, как у других мужчин и женщин, которых она раньше видела в бане, а движения казались грациозными, как у танцоров. Она бросила взгляд вниз, на свое тощее нескладное тело, и тайком вздохнула. Ей уже целых тринадцать лет, а грудь совершенно плоская, ребра и тазовые кости торчат как прутья парковой решетки, ноги худые и кривые… Надо же выглядеть такой уродиной!
– Эй! – окликнули ее со стороны. Она оглянулась. Через один душ от нее мылся мальчишка чуть постарше ее самой. Он махнул ей рукой и принялся смывать с волос остатки мыла. – Привет!
Карина махнула рукой в ответ и, быстро закончив мыться, прошла из душа к скамейке, на которой оставила дзюбу. Вот приставала! Нельзя, что ли, подождать, пока они из душа выйдут и оденутся? Схватив одежду в охапку, она быстро проскользнула к шкафчикам раздевалки, как следует вытерлась полотенцем, натянула на себя трусики, шорты и майку и застегнула сандалии. Быстро сложив и упихав влажную дзюбу в пакет, она нерешительно оглянулась. Сегодня за ней обещал зайти Дзинтон, но он что-то не появлялся.
– Эй, погоди! – давешний мальчишка из душа только-только закончил вытираться. – Не уходи, я сейчас! – Перебросив полотенце через плечо, он сделал шаг в ее сторону.
И тут время пошло медленно-медленно, как во сне. Карина знала такое состояние, когда понимаешь, что сейчас произойдет что-то непоправимое – разобьется упавшая чашка, или она сама, падая, вот-вот с размаху грянется коленками и локтями о твердый асфальт тротуара. Понимаешь, но уже не в силах ничего изменить и можешь только как со стороны наблюдать за происходящим… Она завороженно наблюдала, как пятка мальчишки поехала по мокрому каменному полу, его нога подвернулась и он начал падать навзничь. Какой-то частью сознания она понимала, что брошенный пакет с дзюбой падает на пол, что она сама с усилием, словно в глубокой воде, переставляет ноги, а ее манипуляторы стремительно разворачиваются, вытягиваясь к мальчику, чтобы подхватить и поддержать, но все уже не имело значения. Слишком далеко. Она не успеет. Она не дотянется… Все так же медленно мальчик падал на пол, и его руки беспомощно размахивают в воздухе, безуспешно пытаясь восстановить равновесие, и в последний момент одна из рук подворачивается под тело, и даже на расстоянии слышен отвратительный хруст, с которым ломается кость. В его глазах появилось то особое выражение, которое бывает, когда ты понимаешь, что с тобой случилось что-то ужасное, но боль еще не дошла до сознания. И это предчувствие боли и непонимание на лице, наконец, заставили время идти нормально.
Она подбежала к мальчишке. Он сидел, с удивлением глядя на свое странно вывернутую и смещенную кисть. Она отогнулось так, словно в руке появился новый сустав.
– Моя рука… – неверяще сказал он. – Ты смотри, что с рукой…
Он дотронулся левой рукой до кисти правой и в тот же момент испустил громкий ужасный крик, заставивший Карину отшатнуться назад. Его глаза закатились под лоб, и он мертво, словно мешок с песком, упал на спину к ногам подбежавшего инструктора.
Несколько секунд спустя все инструкторы – и уже одевшиеся, и все еще голые и мокрые после душа – собрались вокруг мальчика. Немногие еще не успевшие уйти ученики сгрудились за каменным полом душевой, не решаясь наступить на него, словно на какую-то запретную территорию.
– Перелом предплечья, – пробормотал кто-то из инструкторов. – Вот незадача… И как он умудрился?
– Караби! – во весь голос крикнул другой. – Караби! Сюда, быстро!
Владелец школы выглянул из двери своего кабинета и несколько секунд спустя присоединился к толпе.
– Так, – громко и жестко произнес он. – Ничего интересного тут нет. Курст, будь так любезен, вызови скорую. Орина, я сейчас подниму его, а ты придержи ему руку, чтобы не болталась. Остальные приводите себя в порядок и позаботьтесь, чтобы ученики разошлись по домам.