Корректор. Книга первая: Ничьи котята
Шрифт:
"Убивают только слабые и трусы", – прозвучал в голове папин голос. Карина невольно дернула головой, но нет – папа молчал. И молчала эта тетка, Эхира. Я могу сделать с этим гадом все, что захочу, а я хочу его убить!
Убивают только слабые и трусы. Но разве она слабая? Она гораздо сильнее его, пусть даже он старше и выше ее. Разве она боится? Боится? Рядом папа, а с ним она не боится ничего!
Задыхаясь от слез, она медленно разжала невидимые руки и сделала шаг назад, потом второй. Директор рухнул на колени, опираясь руками о пол и тяжело отдуваясь.
– Я не убью тебя! – яростно сказала девочка. – Убивают только слабые и трусы! А я тебя не боюсь!
Она отступила
– Молодец, Каричка! – шепнул он на ухо. – Ты правильно поступила. Я знал, что ты все сделаешь как надо. А теперь время для циркового представления.
Он выпрямился и коротко кивнул Эхире:
– Сигнал ушел. Действуй.
– Сколько времени я мечтала об этом… – пробормотала женщина. – Знал бы ты, директор Джой, как я ждала нынешнего момента!
Она вынула пелефон и набрала код.
– Внимание всему персоналу Института! – резким холодным тоном произнесла она, и скрытые динамики в потолке повторили ее голос. – Говорит заместитель директора Эхира Марга. Общее экстренное сообщение. Довожу до всеобщего сведения, что масарийское отделение Института человека приостанавливает свою работу. Директор Джой Митера арестован, ему предъявлены обвинения в тяжких преступлениях. Его приказы более не имеют силы. Сейчас в здания института войдут спецвойска Министерства общественной безопасности. Не сопротивляться, повторяю, не сопротивляться им. Приказываю оказывать им полное содействие во всем. Противодействие в любой форме является уголовным преступлением и карается по закону тюремным заключением. Приказываю немедленно прекратить все эксперименты с подопытными в лабораторном корпусе, в чем бы они ни выражались. Девиантов, находящихся на стендах, немедленно вернуть в камеры. Любая попытка причинить им дополнительный вред будет жестоко наказана. Сотрудникам остальных подразделений прервать любые выполняемые действия и не пытаться покинуть свои рабочие места. Повторяю. Внимание всему персоналу Института! Общее экстренное сообщение. Говорит заместитель директора Эхира Марга…
Панорамное окно кабинета выгнулось внутрь и лопнуло, рассыпавшись дождем брызг. Сверху упали веревки, и по этим веревкам соскальзывали люди в шлемах и бронежилетах, рассредоточиваясь по комнате, выставляя перед собой стволы штурмовых карабинов и дробовиков. Эхира не повела даже бровью, продолжая произносить свою речь, а Дзинтон резко шагнул к солдатам, не обращая внимания на наставленные стволы.
– Я – Соловей, – громко сказал он. – Коршун-один, ко мне.
Солдаты переглянулись, затем один из них поднялся на ноги, опуская ствол, и подошел к Дзинтону, отдав честь.
– Я Коршун-один, – отрапортовал он. – Жду приказаний.
– Он, – Дзинтон ткнул пальцем во все еще стоящего на четвереньках директора, – директор Института человека. Он арестован. Обездвижить, выделить двоих для охраны, передать конвою. Потом вместе с остальными работаешь с заместителем директора госпожой Эхирой Маргой, – он ткнул большим пальцем через плечо. – Она покажет, что именно в здании нужно взять под контроль в первую очередь. У меня дела в других корпусах, как закончите – уведомишь по третьему каналу. Все понял?
– Так точно, – кивнул командир.
– Выполнять! – отрезал Дзинтон. – Каричка, – повернулся он к приемной дочери, – ты останешься с Эхирой. Потом я зайду за тобой, и мы пойдем домой.
– Папа, я хочу с тобой, – упрямо набычилась девочка. – Там другие… девианты. Я хочу им помочь.
Пару томительно долгих секунд Дзинтон задумчиво глядел на нее, потом пожал плечами.
– Хорошо. Пойдем. Но только не отставай – в суматохе затоптать могут. А суматохи там сейчас – как в сумасшедшем доме во время пожара. Впрочем, почему "как"? Кстати, сними с шеи эту гадость, а то смотреть противно.
– Гадость? – переспросила Карина, и тут же поняла – кольцо блокиратора. Но ведь его нельзя снимать просто так – оно взорвется и оторвет голову! Она помнила, как в самом начале в Институте ей показали манекен, на шее которого висело такое кольцо. А потом кто-то дернул за привязанную к кольцу веревку, и – бум! – верхняя половина куклы разлетелась в щепки…
Но папа сказал – сними. Значит, можно. Она осторожно ухватилась невидимыми руками за кольцо и с силой дернула ими в стороны. С коротким хрустом блокиратор разорвался на две половинки, отлетевшие к стенам кабинета. Краем глаза она заметила, как дернулись ближайшие к ней солдаты, приподнимая стволы карабинов. Но она не обратила на них внимания. Внезапно ей показалось, что весь Институт сейчас разлетается вот так же, как это кольцо, и с сердца сваливается какая-то давящая, хотя и давно привычная тяжесть, и неописуемое чувство свободы заполняет ее всю изнутри, раздувая, как воздушный шарик.
– Так лучше, – спокойно заметил Дзинтон. – Пойдем, нас ждут.
Скрипя тормозами, автофургон телестудии вылетел на площадь перед Институтом, заложив крутой вираж. Вай кинул взгляд на часы. 10:41. Все-таки слегка опоздали!
– Вот это да! – выдохнул один из операторов, прилипший к боковому окну. – Умереть – не встать! Вай, ты посмотри только! Собы! И сколько их!
Не дожидаясь, пока фургон полностью затормозит, репортер сдвинул дверцу и спрыгнул на брусчатку, едва удержавшись на ногах. Кованые ворота Института стояли распахнутыми настежь, и в них, покачиваясь, втягивалась вереница бронетранспортеров. Над парком тарахтели винтами четыре или пять транспортных вертолетов, еще с одного, зависшего над ближайшим корпусом, на крышу горохом сыпались солдаты в черно-желтых бронированных комбинезонах спецотряда борьбы с террористами. Площадь перекрывало кольцо оцепления.
– Шеф! – заорал в микрофон Вай. – Шеф! Это я! Желтый сигнал, повторяю, желтый сигнал! Плевать, что сейчас в эфире, тут штурм Института человека в разгаре! Прямое включение через двадцать секунд!
Не дожидаясь подтверждения, он повернулся к фургону. Операторы уже стояли на земле, лихорадочно активируя видеокамеры. Глаза обоих уже скрылись под контроль-панелями, и картинка в студию должна пойти с секунды на секунду. Вай мотнул головой, проверяя, что микрофон не отвалится при резком движении, и на мгновение прикрыл глаза, сосредотачиваясь и переходя в подходящее эмоциональное состояние. Так, глубокий вздох… сердце колотится часто, но в пределах нормы… прочистить горло… быстрым движением превратить прическу в фирменный шторм в вермишельной лавке… готово! Можно начинать. Сейчас где-то там, на студии, диктор захлебывающейся скороговоркой объявляет экстренное включение, и вот-вот он окажется в прямом эфире! Вот только как бы прорваться через оцепление внутрь?
– Кто такой? – гаркнули ему прямо в ухо? – Откуда?
– Репортер Вай Краамс, канал "Трибуна"! – рявкнул в ответ Вай, поворачиваясь. – Вот мое удостоверение! Согласно статье второй Закона о свободной прессе…
– Заткнись! – солдат закинул за спину карабин и ткнул пальцем у сторону входа. – За мной туда. Тебя приказано пропустить. Сколько с тобой?
– Двое… – ошарашенно пробормотал репортер. Такое с ним случалось впервые. "Прессу приказано не пускать" – сколько угодно, два раза из трех или даже три из четырех, но "тебя приказано пропустить"?! Что-то совсем новенькое в его длинной и извилистой репортерской карьере.