Корректор. Книга третья: Равные звездам

Лотош Евгений

– В следующий раз, Кара, когда вокруг начинается пальба, сразу падай на землю, – спокойно, словно объясняя таблицу умножения, сказал Панариши. – И Цу за собой тяни. В мои планы, знаешь ли, твоя смерть пока не входит.

– В следующий раз роняй меня поаккуратнее, – Цукка, морщась, села на земле, баюкая левую руку. – Я, кажется, запястье вывихнула. Или сломала. Больно…

– В следующий раз не дожидайся меня, а сама роняйся в той манере, которая тебе милее, – хмыкнул Панариши. – Шаху, собирай этих. Те, которых я свалил, все живы, из ваших живы вон те двое. Итого двадцать три плюс Цом. Все на месте – три лапы чужих и лапа местных. Свяжите их как следует, Кара потом подлечит.

Карина резко обернулась. Один из мужчин стянул с лица маску и теперь широко улыбался ей.

– Сама Карина, – весело сказал Шаттах, – ты не хочешь ли заткнуть нашему разговорчивому Рису дырку в руке? А то ведь он, того и гляди, кровью истечет.

И тут Карина села на землю, обхватила голову руками и истерически засмеялась.

Четверть часа спустя, когда отпоенная каким-то успокоительным отваром и усаженная на крылечко своего дома Карина пришла в себя, залечила Панариши навылет простреленную руку и даже слегка полечила Цукке запястье – не сломанное и даже не вывихнутое, а всего лишь растянутое, Панариши вышел к вертолету и поднял руку. Затем он громко и экспрессивно заговорил на местном наречии, и несколько фраз спустя местные, так и не разошедшиеся и живо обсуждавшие случившееся, громко зароптали. Цукка и Карина переглянулись, потом дружно взглянули на Шаттаха, подпиравшего стенку неподалеку. Автомат на его плече висел дулом вниз, и стоящий рядом Матса с восхищением его разглядывал.

– Он говорит, что Дракон попытался совершить ужасное преступление – убийство Избранной Дочери, – пояснил Шаттах, искоса глядя на них сверху вниз. – Что за такое святотатство боги наказали бы всех – не только убийц, но и жителей Муммы. К счастью, духи привели его сюда, чтобы он не допустил беды. Но Дракон обязательно вернется, и вернется разъяренным, чтобы убивать всех без разбору. И теперь у жителей деревни нет другого выхода, кроме как взяться за оружие. Пожар восстания уже полыхает по всей стране, и Избранная Дочь поведет народ для того, чтобы раз и навсегда скинуть ненавистное иго. Все в таком духе. Сама Карина, у тебя на платье дырка под мышкой.

Карина опустила голову и оттопырила левый локоть.

– Даже две дырки, спереди и сзади, – констатировала Цукка. – Пуля навылет? Тебя саму не зацепило? Ох, Кара, везучая же ты у нас! Ты не забывай, тебя саму штопать некому.

– Да, чудом не задело, – вздохнула Карина. – Ну что за невезение! Только платье в порядок приведу, как оно тут же портится. Сан Шаттах, какое еще восстание?

– Чуть позже, – коротко ответил торговец и снова стал смотреть на горячо говорящего Панариши. В такт его словам люди то начинали громко роптать, то затихали и настороженно слушали. Карина погладила по голове прижавшуюся к ней Тэйсэй и тоже стала смотреть на шамана.

Пленные солдаты Дракона со связанными за спиной руками понуро сидели на земле, уставившись в землю. Дуррана среди них не было. Сразу после схватки один из мужчин в повязке на лице куда-то его увел. Трупы, включая тело Старшего Когтя, уже унесли с площади, аккуратно сложив за одним из домов. Карина смотрела на пленных и раздумывала, что с ними сделают. Тюрем здесь нет, единственным наказанием является смерть. Неужели их убьют?

Услышав свое имя, она вздрогнула.

– Сама Карина, Рис просит тебя выйти к нему, – сказал ей Шаттах.

– Зачем? – насторожилась та.

– Не знаю, – пожал плечами торговец. – Вот у него и спросишь.

Тяжело вздохнув, Карина нехотя поднялась и зашагала к шаману. Когда она подошла расстояние пяти шагов, тот неожиданно опустился на колени, протянул к ней руки и низко поклонился, почти уткнувшись носом в землю. Внимавшие ему люди немедленно последовали его примеру.

– Момбацу сама Карина! – громко произнес шаман. – Мы все приносим тебе клятву верности. Веди нас и мы пойдем за тобой! Муллахабиби ра шимахан со кура! [Клятву вечной верности приносим мы тебе! – кленг]

– Муллахабиби ра шимахан со кура! – в унисон выдохнула толпа. – Махам! [Повелевай! – кленг]

– Э-э… – Карина растерянно оглянулась. – Рис, э-э-э… я что-то сказать должна?

– Ты принимаешь клятву верности? – строго спросил шаман, поднимая голову.

– А должна? – недоуменно спросила Карина.

– Отказать означает глубоко оскорбить людей, – уголком рта прошипел шаман. – Просто скажи "я принимаю клятву".

– Я принимаю клятву! – послушно повторила Карина. – Рис, но мне не…

– Махамими со кура! [Она повелевает нами! – кленг] – громко произнес шаман, кланяясь. – Хом! [Да будет так! – кленг]

Одним гибким движением он поднялся на ноги и поклонился еще раз.

– Представление закончено, – тихо сказал он, приближаясь к ней и склоняясь к ее уху. – Кара, я понимаю, что для тебя все слишком неожиданно, но поверь мне пока на слово – все идет по давно запланированному сценарию. Просто подыгрывай как можешь. Не волнуйся, от тебя мало что зависит, мне всего лишь требуется твое присутствие. Сейчас закончим с неотложными делами, и я все объясню.

– Сама Карина! – раздался из толпы женский голос. – Сама Карина!

Женщину, которая вскочила на ноги и подбежала к ней, Карина не знала. Даже если она и лечилась в "клинике", ее лицо в памяти не отложилось – особенно с учетом того, что тогда она наверняка носила капюшон. Лицо женщины искажала ярость пополам с горем.

– Сама Карина, правосудие! – истерично выкрикнула она. – Правосудие! Он! – она ткнула пальцем в одного из связанных солдат Дракона, испуганно от нее отшатнувшегося. – Он убивать Муса! Год проходить стрелять Муса! Муса меня защищать, он стрелять Муса, убивать его! Я помнить лицо! Правосудие!

Панариши что-то спросил ее, и она быстро затараторила на кленге. По ее красивому, но преждевременно состарившемуся лицу текли слезы, а слова перемежались частыми всхлипываниями. Панариши несколько раз перебивал ее, что-то уточняя, а смуглое лицо обвиняемого солдата постепенно серело от страха.

– Год назад этот человек приезжал сюда с грузовиками, чтобы забрать подготовленную маяку, – наконец проговорил Панариши. – Она работала на погрузке – помогала своему мужу и другим мужчинам по мелочам. Она чем-то привлекла его, и он решил ее изнасиловать. Он оттащил ее в кусты, а когда ее муж попробовал вступиться, застрелил его – и все равно изнасиловал ее рядом с еще теплым телом. С тех пор она и ее дети живут как дореи в разных семьях, и она требует правосудия.