Корректор. Книга третья: Равные звездам

Лотош Евгений

Карина с жалостью посмотрела на женщину.

– Рис, скажи ей, что я подумаю, как его наказать, – наконец произнесла она. – Я еще не знаю, как, но придумаю.

– Тут нечего думать, – покачал головой шаман. – Женщина в здешних краях хотя и бесправна, но за изнасилование наказание одно: смерть. За убийство – тоже. Солдаты Дракона, защищенные оружием и страхом, всегда стояли выше правосудия, но не сейчас. Кара, сейчас тебе незачем взваливать на себя еще и ношу судьи. У тебя и так проблем хватает. Я разберусь.

– Ты прикажешь его убить? – недоверчиво спросила Карина.

– Я никогда не приказываю убивать преступников, – лицо Панариши отвердело. – Я не прячусь за чужие спины. Если я приговариваю человека к смерти, то сам выполняю работу палача. Но я повторяю – сейчас тебе совершенно незачем влезать в эту историю. И ты не можешь тащить весь мир на своих плечах, а сейчас на них и без того хватает груза. Лучше отдышись пока. Впереди тяжелое время.

– Рис! – Карина сжала кулаки. – Я тебе не позволю! Мы не можем убивать людей просто так.

– И ты хочешь оставить преступление безнаказанным? Он убийца и насильник, Кара. У него нет никаких моральных тормозов – и нет никакой надежды, что он обретет их в будущем. Хочешь позволить ему и дальше поступать так же?

– Я знаю одно, Рис, – тихо сказала Карина. – Я умею убивать ничуть не хуже тебя. Я убивала много раз. Пусть никогда с холодным расчетом, но убивала. И я знаю, что как бы хорошо я ни умела убивать, я не умею оживлять. А ты?

– Ты принципиальная противница смертной казни?

– Я… не знаю, Рис. Однажды я в суде дала показания против человека, который стрелял в полицейского. Его отправили в газовую камеру – так у нас казнят. Наверное, я виновата в его смерти ничуть не меньше судьи или человека, который пустил газ. Я часто думала, можно ли считать меня убийцей еще и за такое. Я не знаю. Но там, у нас, хотя бы есть нормальный суд и нормальные адвокаты. И любое сомнение трактуют в пользу виновного. И все равно иногда выясняется, что за преступление казнили невиновного, а настоящий преступник так и остался неизвестным. Такое случается очень редко – но невинно казненным от того вряд ли легче. А здесь нет ни суда, ни адвокатов, ни даже традиции сомневаться в обвинениях. Любой может захотеть свести счеты со своим врагом, просто оклеветав его…

– Ты хочешь сказать, что женщина лжет?

– Нет, Рис. Наверное, она не лжет. Но я не хочу с самого начала строить систему, которая может убивать безвинных. Убийцу и насильника обязательно нужно наказать, но не смертью. Смерть нельзя отменить, нельзя исправить, и мы просто не имеем права убивать направо и налево. Сегодня уже умерло достаточно людей, Рис. Я не хочу, чтобы умирал кто-то еще.

– "Не хочу с самого начала строить систему"… – задумчиво проговорил Панариши. – Угу, он с самого начала дал стопроцентную вероятность, что ты не захочешь оставаться просто символом. Впрочем, за те несколько дней, что я знаю тебя лично, я понял, что так оно и есть. Не захочешь…

– "Он"? – подозрительно спросила Карина.

– Твой приемный отец. Демиург Джао.

– Ты знаешь Джао?! – Карина задохнулась от внезапного прилива противоречивых чувств. – Знаешь папу? Почему ты мне не сказал с самого начала? Кто ты такой? Отвечай!

Ее снова затрясло, и шаман успокаивающе положил ладонь ей на плечо.

– Последние двенадцать лет я координатор его сети влияния в Сураграше. Кара, я прекрасно знаю заочно и тебя, и твою семью. Я чрезвычайно рад личному знакомству – действительно рад, не в смысле вашего формального приветствия. Потерпи еще немного, и мы поговорим как следует, обещаю. Но сейчас нам нужно решить, что делать с преступником. Раз ты настаиваешь, что он должен жить, нужно вынести иной приговор. Но такой, который гарантирует, что больше он никого не убьет и не изнасилует. Есть идеи?

– Он говорит на общем? – Карина перевела взгляд на солдата, и ее глаза сузились. – Если нет, спроси его, признает ли он себя виновным в преступлении, в котором его обвиняют?

– Я говорить общий! – затряс головой пленник. – Момбацу сама Карина, я сознаюсь! Я сознаюсь! Я убивать ее муж, я виноват! Пощада, момбацу сама! Никогда больше! Никогда! Клясться Курат свое сердце! Клясться священная звезда!

– Вот как? – Карина задумалась, прикидывая. – Рис, что означать "клясться Курат сердце"?

– Курат, как ты, вероятно, помнишь, бог солнца. Во многих местностях, в Сураграше в том числе, почитается верховным. Еще век или полтора назад кое-где ему приносили человеческие жертвы – вырезали живым людям сердце. Он хочет сказать, что клянется священной звездой Курата, что больше никогда не станет насиловать и убивать, а если нарушит свою клятву, то пусть ему живому вырежут сердце.

– Да, да, момбацу сама Карина! – затряс головой пленник. – Вырезать сердце после обмануть!

Панариши нагнулся и за цепочку извлек из-под рубахи висящую на шее звезду, вписанную в круг.

– Ты клянешься священной звездой Курата, что больше не станешь убивать и насиловать? – резко спросил он. – Обратно дороги нет. Клятва на звезде не отменяется.

– Да, клянусь! – отчаянно закивал солдат. – Звезда Курата клянусь!

– Верю, – кивнул Тилос. – Манако мао цубам биллираах кунут, тупасса! [Мой взгляд станет следовать за тобой, убийца!] Кара, ты полагаешь, что инцидент исчерпан?

– Нет. Мы не можем простить его просто так, за слова. Иначе любой убьет, а потом скажет "я больше не буду!" Кажется, я знаю, что можно сделать. Мати… Саматта однажды рассказывал про обычаи древних племен. Не местных, еще на Земле. Как тебя зовут? – спросила она у стиснувшей у груди руки женщины. – Твое имя?

– Ямома, момбацу сама! – всхлипнула та. – Не убивать он? Отпускать? Правосудие!

– Нет, сама Ямома, просто так он не отделается. Твое имя? – обратилась она к пленному.

– Саррахан ах-Думма, момбацу сама, – с готовностью откликнулся тот.

– Рис, переводи. Я хочу, чтобы они оба точно поняли, что я решила. Сан Саррахан, ты убийца и насильник. Ты признался в том, и твою вину подтверждает свидетель…

– По местным обычаям женщина не может выступать свидетелем в суде, – на секунду прервал перевод Панариши.