Корсар
Шрифт:
— Что привело к нам образованнейшего из иностранцев? — поинтересовался чиновник.
— Желание побывать в самой большой стране мира, полюбоваться ее красотами, пообщаться с самыми образованными и исполнительными чиновниками и заодно продать порох, мушкеты и пушки, — ответил я.
— Ты привез на продажу большие пушки? Очень большие? — уточнил он.
— Разные, — ответил я, — маленькие, средние, большие и очень большие. Я не знал, какие именно заинтересуют вашего императора. Если какие-то не подойдут, продам их в другом месте. В этих краях европейские пушки ценятся дорого.
Странно, ведь именно китайцы придумали порох и пушки, а теперь покупают их у европейцев. В двадцать первом веке ученые утверждали, что китайцы придумали еще и компас, ахтерштевень, водонепроницаемые переборки и многое другое, но передумали развивать их и потому
— У нашего императора есть мастера, которые отливают пушки лучше ваших, — сообщил чиновник.
Критические замечания в адрес товара — это начало торга. Если бы действительно были не нужны, послали бы в мягкой форме. Все китайцы, хоть как-то связанные с торговлей, умеют продавливать нужную цену. Навык этот тоже наработан тысячелетиями. К двадцать первому веку и европейцы в совершенстве освоят его, но все равно будут считать китайцев более умелыми торговцами.
— У императора такая огромная армия и ей требуется так много пушек, что, как мне сказали те, кто был здесь раньше, ваши мастера не успевают отливать их. Тем более, что для пушек нужен специальный металл, который есть не во всех странах, даже очень больших, — возразил я, демонстрируя, что и сам кое-что умею, и добавил: — Впрочем, если не нужны, я отвезу их в Страну Восходящего Солнца. Сёгун покупает пушки в любом количестве и платит за них щедро.
— Я не сказал, что совсем не нужны, — пошел на попятную чиновник. — Надо посмотреть, какие именно пушки, проверить их, договориться о цене.
— Само собой, если мы договоримся о цене, вы проверите все мушкеты и пушки, — сказал я и показал жестом Кике, чтобы дал список товара.
Слуга положил список на стол рядом со мной. Я жестом подозвал переводчика и, глядя на чиновника, прочитал, что и в каком количестве привез. Переводчик явно не умел читать латиницу, но обладал хорошей памятью. Я повторил еще два раза, чтобы он запомнил накрепко, а после передал список чиновнику.
— Меня в первую очередь интересуют пряности, благовония, чай, сине-белый фарфор (европейцы еще не умеют делать его), драгоценные камни, золото. Во вторую — шелковые ткани и серебро, — высказал я свои пожелания.
— Я покажу твои предложения нашим военачальникам. Если их заинтересуют, мы вновь встретимся с тобой и поговорим о цене, — сказал чиновник.
— Надеюсь, на это уйдет не много времени, — высказал я пожелание и показал слуге, чтобы наполнил кубки.
На этот раз мы по предложению чиновника выпили за здоровье моего правителя. В плане статусности китайцы переплевывают даже французов. Если последние позволяют себе поругивать мертвых правителей, то первые говорят обо всех венценосцах, живых и мертвых, только хорошее. Даже Мао Дзедун характеризовался, как правитель, который просто не успел совершить много полезных дел для страны и народа.
Вино, видимо, с непривычки хорошо вставило чиновнику, потому что он отошел от правил этикета, сказав:
— Ты не похож на торговца.
— Ты проницателен, как и положено культурному человеку! — похвалил я.
Для китайца считаться культурным человеком — наивысшая похвала, как для француза образованным, для испанца родовитым, для голландца честным, для англичанина порядочным, для русского трудолюбивым. Кому чего не хватает, тот тем и гордится.
Я решил поднять свой социальный статус до прежнего размера и рассказал:
— Я действительно не торговец и даже не капитан. Я очень знатный человек, командовал тысячей в армии императора Франции. Какой буфан имеет у вас тысяцкий?
— Буфан тигр, — ответил чиновник, изобразив на круглом лице еще больше почтительности, ведь между нами целых шесть рангов. — И что заставило отважного полководца отправиться в такой дальний и тяжелый путь?
— Я убил на дуэли племянника командующего морским флотом империи. За это меня могли казнить. Чтобы переждать, когда мой правитель перестанет гневаться на меня и простит, я уехал в соседнюю страну, а потом отправился сюда, решив не тратить время понапрасну, а добыть побольше денег. Привык жить роскошно, а с собой удалось увезти лишь немного драгоценностей, — сообщил я.
— Я уверен, что к твоему возвращению отсюда правитель сменит гнев на милость, — сказал чиновник.
Мы выпили еще по кубку вина за то, чтобы его слова сбылись. Чиновник наконец-то похвалил напиток. Может быть, искренне.
Даже если бы промолчал, все равно бы получил в подарок бутылку вина, завернутую в красную бумагу и перевязанную красной ленточкой. Подарок китайцу должен быть практичным, то есть лучше отрез материи или пакет сладостей, чем матрешка или букет цветов, и недорогим, иначе примут за дань и начнут относиться, как к даннику. Предметов должно быть не четыре, потому что эта цифра звучит так же, как и слово смерть. Важен и цвет подарка и упаковки. Красный — «счастливый» цвет, золотой — императорский, зеленый — супружеской измены, а белый — траура. Белый подарок или завернутый в белое сочтут, в лучшем случае, неприличным пожеланием, а уж букет из четырех белых цветов сделает китайца вашим заклятым врагом.
Где-то через полчаса после того, как его баркас пристал к берегу, к шхуне рванула целая флотилия сампанов с мелкими торговцами и проститутками. Видимо, ждали разрешение поторговать с нами. У жриц любви лица были наштукатурены побелкой, поверх которой подведено разными цветами то, что имелось, и нарисовано то, чего не хватало. В уложенные башенкой волосы воткнуто по несколько палочек, то ли заколки, то ли украшения. Подниматься на борт судна отказывались, обслуживали на своем сампане, в центре которого была кабинка, закрытая с четырех сторон, но не сверху, из-за чего любопытные могли наблюдать процесс обслуживания. Моим изголодавшимся матросам было наплевать на такие мелочи. Они дождались, когда я разменяю деньги и дам им часть зарплаты, после чего построились в очередь к проституткам. Я накупил у торговцев кур, поросят, свежих фруктов и овощей. Молока и сыров у них не было. Это пища кочевников, которую культурным китайцам есть западло. Расплачивался с ними испанскими серебряными песо, которые, как и написано в лоции, брали с удовольствием. Скорее всего, испанские монеты, отлитые в Мексике, попадают сюда через испанские Филиппины. Сдачу давали бронзовыми монетами с квадратным отверстием в центре, которые назывались цянь. Вообще-то, это были скорее медные монеты с малой примесью другого металла, не олова. Как мне объяснили французские мастера, которые обшивали медью корпус моей шхуны, в чистом виде этот металл встречается редко, а вот с какого процента примесей считать ее бронзой — это пусть ученые выясняют. На аверсе монеты четыре иероглифа с девизом правителя, а на реверсе — два иероглифа, как я понял, обозначающие место чеканки и год по китайскому, шестидесятилетнему календарю. Монеты были в один, два, пять и десять цяней. Торговцы и проститутки нанизывали монеты на веревки. Кошельки здесь не прижились пока. Серебро и золото принимали на вес. Кстати, золото здесь всего в семь-восемь раз дороже серебра, так что его выгоднее, чем серебро, вывозить отсюда в Европу.
19
На пятый день, ближе к обеду, вахтенный сообщил мне, что к нам движется непонятное судно. Я удивился меньше членов своего экипажа, потому что похожие видел в будущем. Оно было с высокой закрытой надстройкой почти во всю длину двадцатиметрового корпуса, без мачт и весел, но двигалось очень быстро. На прямоугольном носу была вырезанная из дерева и разукрашенная морда тигра. Еще по два десятка тигриных морд было нарисовано на закрытых портах на обоих бортах. Порты были слишком маленькие для пушечных, наверное, для арбалетчиков. На самой верхней палубе надстройки, под тентом, стояли несколько человек в нарядных одеждах. Когда судно подошло ближе и начало сбавлять ход, я по специфичным звукам догадался, что движителями являются колеса с лопастями, расположенные вдоль бортов и закрытые щитами. Сразу вспомнил, что англичане будут хвастаться, что это они изобрели в восемнадцатом веке колесные суда. В отличие от китайцев, европейцы воруют не только идеи, но и первенство. Колеса заработали в обратную сторону, гася инерцию переднего хода. Капитан был очень опытен, потому что остановил судно как раз возле шхуны и в паре метров от нее. На баке и корме появились матросы, которые быстро и ловко подали швартовы на шхуну, подтянули свое к нашему. В центре надстройки открылась внутрь дверь, и оттуда вытолкали наружу трап с леерами с обеих сторон, который с небольшим наклоном лег на планширь шхуны.