Корсар
Шрифт:
Следом за ними поскакали джунгарцы, пытавшиеся пробиться через центр нашей армии. Те, кто уцелел и сумел оторваться от преследования. Посланные мною два эскадрона проредили меткой стрельбой и штыками их правый фланг — и боевой запал у джунгарцев кончился. К тому же им наверняка сообщили, что обоз захвачен нашими союзниками, и они вот-вот ударят в спину. Находясь в гуще боя, трудно правильно оценить обстановку. Если замечаешь, что враг не только спереди, но и сбоку, появляются нехорошие мысли об окружении. Они деморализуют волю к победе быстрее и легче, чем страх погибнуть в бою. Подозреваю, что это потому, что поверить в окружение легче, чем в собственную смерть. Тем более, что стало понятно, что прорвать наш строй не смогут. Китайские полки выдержали первый натиск, не успели дрогнуть и разбежаться. Арбалетчики даже неплохо отстрелялись по начавшему отступать врагу. Если бы не атака этого маленького отряда
Мой полк вернулся на исходную позицию, а на поле боя вышли солдаты из соседнего полка, чтобы собрать оружие и тела своих. Один из них принес мне мою стрелу, покрытую подсохшей, бурой коркой.
— Она убила смелого командира, — произнес я, не хвастаясь, а констатируя факт. — Если бы не он, полегло бы еще больше наших врагов.
— Это была баба. Ану-хатун, жена Галдана, — сообщил солдат.
Надо же! В двадцать первом веке за подобное меня бы обозвали сексистом.
25
Три дня мы стояли в долине западнее сопки. Хоронили своих убитых, зализывали раны, собирали трофеи и ждали приказ императора. Известие о победе он получил на следующее утро, но, то ли не поверив в такое быстрое и легкое окончание войны, то ли от радости забыв о нас, приказ сниматься прислал только к концу третьего дня. Все это время мы наблюдали, как со всей Степи слетаются стервятники и сбегаются хищники на пиршество. Монголы своих покойников не хоронят, оставляют на съедение падальщикам. Главное ведь — душа, а она уже подыскивает себе новое тело. Китайцы считают, что монголы лучшего и не достойны.
На второй день пути ко мне подскакал Лан Тань и порадовал:
— Тебя хочет видеть Сын Неба. Завтра утром поскачем к нему. Он едет восточнее, вместе с Центральной армией.
— Надеюсь, он не сердится на меня? — на всякий случай спросил я, потому что так и не понял, как оценили мои действия во время сражения.
С одной стороны я без приказа повел свой полк в атаку, а с другой — ускорил победу и перебил много врагов. Бе Фянг со мной не встречался и через других ничего не передавал. Наверное, и сам еще не знает, похвалить меня или наказать. Ведь его мнение должно совпасть с императорским, которое пока не ведомо никому.
— Если бы сердился, то забыл бы о тебе. Мертвых незачем помнить, — произнес Лан Тань вполне серьезно.
Надеюсь, это образец маньчжурского юмора. Китайцы шутят грубее и, чтобы ты сразу понял, что это именно шутка, обязательно улыбаются. На всякий случай я прихватил с собой денег, чтобы в тюрьме не скучно было, и приказал Энрике кое-что вшить в одежду, если мне все-таки станет скучно и решу выйти погулять без спроса.
К стоянке императора добрались часа за два до захода солнца. Его деревянный дом на колесах, покрытый тусклым красным лаком и расписанный золотом, охраняли три кольца солдат. Во внешнем кольце стояли на дистанции метра три друг от друга, в среднем — метра полтора, а во внутреннем — на расстоянии вытянутой руки. Нас обоих обшманали, забрав оружие, но так и не обнаружив спрятанное моим слугой, после чего разрешили пройти к дому, повернутому дверью на юг. Платформа была высоко над землей, а вели на нее всего три ступеньки, поэтому расстояние между ними было больше, чем я привык. Возле двери стояли еще четыре охранника, все с буфанами носорог. Вооружены короткими копьями с покрытыми черным лаком древками и кинжалами, которые висели на кожаных ремнях посередине и наводили на мысль, что ширинка не застегнута. Впрочем, ширинок пока нет не только здесь, но и в Европе.
Внутри был полумрак. Прямоугольное помещение не имело окон, свет падал сверху. В крыше имелись два прямоугольных отверстия, закрытых разрисованной бумагой. По обе стороны от двери стояло по бронзовой курильнице, из чаш которых поднимался синеватый дымок со странным ароматом, не природным, по крайней мере, я с таким раньше не сталкивался, но приятным. Рядом с каждой курильницей сидели на коленях по три слуги. Головы наклонены, глаза в пол. В нашу сторону разве что краями глаз смотрят. Напротив двери у противоположной
Один из стоявших справа евнухов, в котором я с трудом узнал Вэнь Да, потому что падающий через разрисованную бумагу свет, наложил на выбеленное лицо синие и красные линии, показал рукой место, которое мы должны занять. Я там встал, а Лан Тань бухнулся на колени и толкнул меня рукой, чтобы последовал его примеру. Кстати, по пути он ничего не сказал мне про то, как надо себя вести с императором. Наверное, ему и в голову не приходило, что есть кто-то, кто этого не знает. Я не то, чтобы решил выпендриться, а, скорее, по привычке всего лишь кивнул, приложив правую ладонь к сердцу и изобразив желание наклониться, но так и не решившись. Не гнется у меня спина, потому что вырос в СССР.
— Для меня огромное счастье лицезреть величайшего из людей, правителя самого большого государства в мире! — произнес я заранее подготовленное приветствие на китайском языке, который сильно подтянул за последние месяцы, даже в переводчиках перестал нуждаться.
Надеюсь, мне, иностранцу, простят, если нарушил этикет и сболтнул что-то не то.
Видимо, я много чего сделал не так, потому что Сын Неба расстался со скукой и посмотрел на меня внимательно, словно впервые видит такое забавное существо. Наверное, я скрасил его скучную жизнь и убедил в мысли, что иностранцы — варвары варварские. Я представил, как ему скучно быть императором. Все тебе льстят, пытаются угодить и при этом ждут подачки. Это как каждый день, с утра до вечера, кушать сладкий крем и еще и платить за эти муки. Я для него такой же, как все, тоже чего-то хочу за надоевшие ему лесть и подхалимаж, разве что некультурный. Сейчас он, как преподаватель, проэкзаменует меня и поставит оценку, только в случае провала экзамена пересдачи не будет.
После продолжительной паузы он молвил, лениво растягивая слова:
— Мне сказали, что ты потомок Чингиз-хана.
Как ни странно, китайцы очень уважают Чингиз-хана, завоевавшего их. Победитель — посланник богов, а богам надо поклоняться.
— Только по женской линии, — уточнил я и рассказал «родословную».
— Галдан тоже называл себя потомком Чингиз-хана, причем прямым, — сообщил император, глядя куда-то поверх моей головы. — Значит, у тебя чище кровь великого воина.
Не смогу даже подсчитать, сколько раз и какие экзамены мне приходилось сдавать. Особенно много их было в первой жизни. Тогда я и сделал вывод, что оценка по устному экзамену зависит не от уровня твоих знаний, а от мнения о тебе преподавателя, то есть, это психологический поединок с экзаменатором. Во время экзамена преподаватель — мини-император, которому все пытаются угодить, повторяя одно и то же. Уже через полчаса ему становится скучно и грустно. Заинтересуй его — и сдашь экзамен. Мне удавалось сдавать предметы, по которым не знал ничего, и наоборот. Как пример, вступительный экзамен по физике в высшую мореходку. В школе физику преподавал такой зануда, что я на его уроках читал художественные книги, поэтому по предмету, мягко выражаясь, плавал.
— Фамилия, имя, отчество? — спрашивает экзаменатор, мужчина лет сорока пяти, с тусклым лицом замученного тупыми студентами и женой-транжирой.
Я сообщаю нужные данные, беру билет, пробегаю взглядом и понимаю, что не знаю ответ ни на один вопрос. И решаю пойти ва-банк.
— Номер билета? — задает преподаватель второй вопрос.
Я называю номер билета и изображаю непомерную радость.
— Чему радуетесь? — интересуется он.
— Уже на два вопроса ответил правильно, — говорю я.