Корсар

Фаррер Клод

Он придавил своей большой рукой плечо стройной черноволосой девушки, которая держалась в стороне от подруг, в глубине кают-компании, и которая одна, может быть, из всей толпы не закричала, когда корсары вломились в дверь.

Уже начались крики, более приглушенные, из всех темных углов, куда матросы затащили своих женщин.

Тома Трюбле Вдруг задрожал от желания, и из багрового стал сразу бледным. Черноволосая девушка, сама бледная, как смерть и все такая же молчаливая, своими черными, широко открытыми глазами глядела ему в глаза. Она была высока ростом и очень красива, с золотистой матовой кожей. Своими маленькими и острыми зубами она покусывала нижнюю губу. От укуса выступило немного крови.

Тогда порывистым движением Тома Трюбле, уступая страсти, бросился на свою жертву, опрокинул ее, придавил к земле и наклонился над ней...

Но она, отчаянным усилием вырвалась, поднялась на ноги и хотела бежать.

Он снова поймал ее, удержал. Но она опять вырвалась и, изменив тактику, решила встретить его. За поясом корсара был заткнут кинжал. Ей удалось им завладеть. Угрожая, замахнувшись кинжалом, она готова была нанести удар. Но он, конечно, шел на нее, хохоча грубым смехом. Тогда, отступив еще на шаг, она обратила кинжал против собственной груди. И закричала громким голосом, путая французские и испанские слова.

– Подойди, и я убью себя! И пусть тогда Смуглянка из Макареньи проклянет твою мать, твою сестру и твою жену и задушит их во время сна!

Тома Трюбле, который не знал, что значит Макаренья, а также Смуглянка из Макареньи, удивился этим странным речам и испугался их, решив, что это какая-нибудь магическая формула колдовского заклятия или порчи. И он оставил смуглую девушку, даже оттолкнул ее, боясь действия заклинания. Они долго стояли так друг против друга в полутемной кают-компании, среди стонов насилуемых женщин: она - продолжая размахивать кинжалом, с диким и страшным взглядом и окровавленным ртом; Тома - перед ней, сжав кулаки, с искривленными губами, с сумасшедшим взглядом, готовый на нее броситься, и не смея, взбешенный, разъяренный и робкий в одно и то же время...

КНИГА ТРЕТЬЯ - ЗАВОЕВАННЫЙ ГОРОД

I

В тот же вечер, Тома Трюбле, капитан, сказал Луи Геноле, помощнику:

– Брат, Господь послал нам тот случай, которого мы дожидались. Когда я давеча, желая подогреть храбрость наших ребят, кричал им, что галион полон золота, я сам не подозревал, что на нем его столько. Теперь мы богаты, так богаты, что было бы грешно не оградить нашего богатства от возможных случайностей. Даже если бы мы каперствовали двадцать лет, и больше того, даже если бы мы исходили все моря, никогда уже нам не встретить такого приза. Поэтому нам нужно, по-моему, двинуться к Тортуге; до нее не больше полутораста миль, и мы их сделаем в два счета. Там мы как-нибудь обмачтуем наш корабль. Ты примешь его, оставишь на нем сколько надо будет матросов и отправишься, как только можно будет, в Сен-Мало. Так как только в Сен-Мало мы сможем извлечь настоящий барыш из этого чудесного груза.

– Так мы и сделаем, - ответил Луи Геноле, - это мудрое решение.

Галион мог еще идти под остатками нижних парусов, а этого было вполне достаточно для такого короткого перехода. Впрочем, "Горностай" должен был идти все время рядом, и, в случае надобности, мог взять его на буксир, потому что надо сознаться, что никогда еще, на памяти корсаров, никто не захватывал столь сказочного приза. По самому грубому подсчету, одного награбленного металла, как в слитках, так и в чеканке, было на сумму до четырехсот сорока трех тысяч ливров, считая, как обычно, ливр серебряного лома равным десяти пиастрам. К этому надо было прибавить много драгоценных камней, среди которых некоторые были замечательной красоты; драгоценнейшие ткани; ценное дерево; пряности; много продовольствия; напитки; боевые припасы; словом, вдоволь всего, чтобы навечно обогатить, как сказал Тома, весь "Горностай", от капитана и помощника до молодых матросов и юнг включительно, не говоря о поставщике и арматоре.

– Ах ты черт!
– повторял Тома, очень довольный, - брат мой Луи, тебе предстоит блестящее, триумфальное возвращение в Доброе Море; наши земляки глазам своим не поверят, когда ты, уехав помощником на довольно-таки жалком легком фрегате, вернешься капитаном линейного корабля первого ранга!

Но Луи Геноле с грустью взглянул на своего начальника.

– Все это для меня хорошо, - сказал он.
– А для тебя?

– Для меня?
– повторил Тома, сразу сделавшись серьезным.

Они сидели вдвоем, с глазу на глаз, запершись в кают-компании. Тома все же понизил голос, раньше чем ответить.

– Ты же знаешь, что я не хочу появляться в Сен-Мало, пока не буду уверен в том, что могу сделать это безнаказанно.

Но Луи Геноле покачал головой.

– Неужели ты думаешь, что тебе нельзя вернуться теперь, когда ты богат и покрыл себя славой? И неужели сестра Винсента Кердонкюфа... царствие ему небесное" не рада будет выйти за тебя замуж, чтобы добиться почета, иметь собственный дом и набитые дукатами сундуки? Ведь все это тебя ждет, как только "Горностай" выкинется на пески Тузно!

– Как сказать!
– задумчиво сказал Тома.

Поначалу он с удовольствием и охотой слушал своего помощника. Но при имени убитого им человека, сразу нахмурился. И в то время, как Луи Геноле все еще продолжал говорить про сестру Винсента, Тома с некоторым замешательством смотрел на запертую дверь в каюту, где помещалось его собственное капитанское ложе. Геноле поймал этот взгляд.

– Кстати о девках, - продолжал он, приняв озабоченный вид, - что ты намерен делать с той?
– Он показал пальцем на дверь каюты.

Тома нахмурил брови и опустил глаза.

– Почем я знаю?
– сказал он нерешительно.

– Зачем ты ее запер здесь, на нашем судне и в собственной каюте?

– Почем я знаю?

Оба они довольно долго молчали. Затем Тома, уступая главной своей заботе, спросил у Лук

– Послушай, ты набожнее меня и рассудительнее... Что по-твоему, колдунья она или нет?

– Почем я знаю?
– ответил в свой черед Геноле.

Но на всякий случай перекрестился.

Действительно, несколько часов тому назад Тома Трюбле, как только галион был приведен в порядок, велел перевезти на "Горностай" черноволосую девушку, оказавшую ему такое решительное сопротивление при захвате призового судна.

Почему? Он и сам этого хорошенько не знал, что и подтвердил только что совершенно искренне, в разговоре с Луи. Может быть, из-за неудовлетворенного, страстного, исступленного желания, может быть, из-за страха, суеверного страха: по-прежнему загадочная "Смуглянка из Макареньи" продолжала странным образом волновать Тома, тем более, что и Луи Геноле, которого он на этот счет несколько раз расспрашивал, не знал, что ответить и сам забеспокоился.

– Испанцы, - заметил он проницательно, - большей частью добрые христиане и католики. Но среди них все же встречается много безбожников, вроде цыган, мавров, жидов и даже некромантов. Если твоя девка из их числа, то нам всем придется об этом пожалеть.