Корсары глубин
Шрифт:
Как тревожно было положение союзников, широкая публика, конечно, не знала. От британского народа скрывалось, что в апреле 1917 года в стране имелся запас пищи всего лишь на один месяц или самое большое на шесть недель. Затем неминуемый голод! Если подводные лодки сумеют поддержать на высоком уровне число уничтожаемых торговых кораблей противника, то британское судоходство перестанет существовать. Германия знала это и приступила к лихорадочной постройке еще большего количества лодок.
Адмирал Симс в своей книге «Победа на море» рисует ясную картину этого мрачного часа.
«Если бы Германия могла постоянно держать в море на больших торговых путях в течение зимы и весны 1917 года пятьдесят подводных лодок, то ей ничто
Настало время, когда подводные корсары вместо того, чтобы встречать по одному кораблю каждый день в течение десятидневного крейсерства, стали часто видеть группы транспортов в десять, двадцать или даже в тридцать и сорок единиц. Они шли вместе в тесном строю под сильной охраной истребителей. Иногда проходила неделя или две, в течение которых лодка не видела ни одного корабля. Затем внезапно над горизонтом появлялся целый лес мачт и труб лайнеров и грузовых транспортов, идущих зигзагом в окружении своих маленьких охранителей.
Херзинг был одним из тех корсаров глубин, которые очень хорошо понимали большой риск атаки конвоя. После своего возвращения из Средиземного моря в 1917 году он снова оперировал в Северном море и Атлантике. Здесь он имел восемь встреч с конвоями. И в каждом случае он рассеивал конвой и топил по крайней мере по одному кораблю».
«Одна из самых поучительных встреч с конвоями, — говорил он мне, — была у меня в августе 1917 года в пятидесяти милях от юго-западной оконечности Ирландии. Стоял один из редких дней, когда поверхность моря была абсолютно спокойна. Внезапно на горизонте появились пятна дыма. Вскоре я заметил в бинокль одну трубу и одну мачту, а затем большое количество их, выписывавших зигзагом своего рода котильон на море. Здесь будет чем-нибудь поживиться, — пробормотал я сам себе, нажимая пуговку включения колоколов боевой тревоги. — Затем океан раскрылся и поглотил нашу лодку, в то время как конвой медленно подвигался по направлению к нам. Мы находились под водою, но из-за ее зеркальной глади я не рисковал часто показывать перископ, поднимая его не более чем на двадцать секунд. Теперь я ясно различал около пятнадцати пароходов, построенных в три параллельных линии и шедших зигзагом. Вокруг них на расстоянии восьмисот ярдов шел кордон эсминцев. Шесть истребителей двигались фронтом перед конвоем, шесть шли позади его и по шесть шли с каждой стороны. Двадцать четыре эсминца охраняли пятнадцать судов. Это была неплохая защита. Когда я бросил свой последний взгляд в перископ, прежде чем перейти к действиям, то ближайшая фаланга истребителей была от лодки так близко, что легко могла таранить ее, раньше чем мы успели бы уйти на безопасную глубину.
«Самый полный вперед!»
Уйдя с перископной глубины вниз, мы пошли прямо к конвою, проходя между двумя эсминцами, идущими противолодочным зигзагом. Затем быстрый подъем перископа на долю минуты. Да, мы забрались прямо в середину конвоя, причем два парохода находились от нас на дистанции торпедного залпа.
«Первая и вторая торпеды — пли! Перископ вниз. Ныряй на сто тридцать футов!»
Пока «U-21» засовывала свой нос на глубину, я считал секунды. Десять…
Эсминцы бросились на нас. Пути торпед указали им наш след. Каждый квадратный ярд воды был буквально забросан глубинными бомбами. Они взрывались со всех сторон от нас, над головою и даже под лодкой. Эсминцы устанавливали бомбы на три различных глубины: тридцать футов, шестьдесят пять футов и сто шестьдесят футов. Они угощали нас ими по крайней мере через каждые десять секунд.
Страшный взрыв прямо рядом с нами. Лодка содрогнулась от толчка, свет погас.
«Прощай «U-21» — подумал я.
«Доложить о повреждениях!» — крикнул я в переговорную трубу, зажигая свой карманный фонарь.
Свет снова зажегся. Но дождь глубинных бомб все еще продолжался. Мы шли теперь зигзагом, более шатко, чем пароходы над нами. Но куда мы ни ворочали, уйти от своих преследователей никак не могли. Звук винтов следовал за нами, куда бы мы ни подворачивали, а бомбы продолжали свои адские взрывы. «U-21» содрогалась от каждого взрыва, а с нею содрогались и мы. Вне сомнения — эсминцы обнаруживали нас по следу масла, текущего из топливных систерн, или выслушиванием в гидрофоны, или тем и другим сразу.
Прошло ровно пять часов, прежде чем жужжанье этих проклятых винтов над нами замерло, наконец, в стороне. В течение этого длительного времени нас непрерывно угощали вредоносными бомбами. Как мы ухитрились уйти от них — совершенно непонятно.
После этого случая я извлек пользу из нашего опыта и испробовал другой путь уклонения от истребителей, охранявших конвои. Вместо того чтобы пытаться увеличить расстояние между лодкой и конвоем, давая возможность таким образом эсминцам охотиться за мной в открытом море, я стал нырять прямо под пароходы и оставаться там, пока эсминцы не засыплют бомбами окружающие конвой воды. Если бы они даже знали, что мы находились тут же, то все равно ничего не могли бы сделать. Брошенные здесь глубинные бомбы приносили бы гораздо больше вреда их собственным кораблям, нежели нам. Конечно, всегда имелась возможность того, что торпедированный нами корабль, идя на дно, может свалиться вниз на нас, как это позже и случилось с фон Арно де ла Перьер. Но я предпочитая идти на этот неизбежный риск».
Приблизительно двумя месяцами позже Эрнст Хасхаген на «U-62» настиг американский пароход «Люкенбах», отставший почти на сотню миль от своего конвоя. Он рассказывал:
«Я дал выстрел ему под нос, но вместо того чтобы остановиться, пароход открыл по лодке огонь из орудия. Все утро мы вели с ним оживленное сражение. Он не причинил нам серьезного вреда, тогда как целая дюжина наших снарядов попала в него, и один из них зажег груз хлопка. Однако, этот упорный янки отказался сдаться. Наши орудия были дальнобойнее его пушек, но он все-таки продолжал стрелять, одновременно давая сигналы SOS.
Через три-четыре часа мы увидели вдали дымок. «Что там за черт прет сюда?» — сказал я себе. На горизонте появился американский Эсминец «Никольсон», спешивший на помощь «Люкенбаху».
Ох, эти американские эсминцы! — Хасхаген мрачно улыбается при воспоминании о них. — Естественно, что мы, командиры лодок, не питали к ним любви. Эсминец сразу же открыл огонь, и его второй снаряд попал нам в нос. Для нас это послужило предлогом уйти из такого опасного места.
Мы погрузились. В мгновение ока Эсминец бросился за нами, усеивая море глубинными бомбами. Мы оставались под водой около часа. Затем я подвсплыл и бросил осторожный взгляд в перископ, чтобы посмотреть, что происходит со счастливым «Люкенбахом». Какое зрелище я неожиданно увидел! Случайно мы набрели на остальную часть конвоя. Двадцать пароходов, сопровождаемые десятью эсминцами, только что появились из-за горизонта. А ведущим вторую колонну был 13000-тонный британский вспомогательный крейсер.