Корсары Николая Первого
Шрифт:
К слову, доктор оказался неплохим специалистом в своем деле. Средних лет, невысокий и полноватый, он обладал, кажется, бесконечной энергией. По кораблю мотался со скоростью невероятной, перед отходом заставил отдраить корабль до последней доски, а лазарет содержал в идеальном порядке. Сразу же вытребовал с Верховцева обещание при первой возможности раздобыть свежих лимонов, как лучшее средство от цинги. А пока с лимонами не определились, ограничился доступными средствами – сосновой и еловой хвоей, луком, ягодами и заодно уж хотел загрузить пару бочек рыбы печорского посола [79] . К счастью, Александр успел это заметить и запретить поднимать на борт столь дурно пахнущий груз. В конце концов, надолго уходить от берегов они не планировали, так что найти, чем восполнить запас свежих продуктов, могли достаточно оперативно.
79
Рыба
К своим помощникам, и к монаху, и к Алене, доктор относился на удивление терпимо. Обычно эта братия конкурентов не любит, но, очевидно, доктор понимал: случись бой, ранения – и три пары рук лучше одной. К тому же рук умелых – опыта в работе с ранеными у помощников было едва ли не больше, чем у него самого. Опять же, предубеждения перед народными средствами, в отличие от многих коллег, доктор не имел. Желание же самих помощников учиться всячески поощрял. Про Алену и вовсе моментально сказал, что у девушки легкая рука… В общем, тот, кто прислал его сюда, хорошо понимал, кого выбрал. И неудивительно, что в экипаж доктор вписался с легкостью невероятной.
С остальными новичками притереться тоже удалось без особых проблем. Штурман, еще достаточно молодой, двадцати восьми лет от роду, человек, как оказалось, родом был с Архангельска. Ушел в море юнгой, причем на английском корабле. Был матросом, ходил в Америку и Китай. В море и на штурмана выучился, приглянулся чем-то смекалистый русский парнишка капитану. Так и ходил несколько лет на разных кораблях, пока перед самой войной не занесла его судьба обратно в Россию.
Последний рейс был на чайном клипере. Об этих рейсах Александру слышать доводилось, и он даже, было дело, восхищался мастерством ходивших на них моряков. А из рассказов штурмана он теперь с удивлением узнал, что в Китае эти корабли называли «опиумными», потому как занимались они завозом в Китай именно наркотиков [80] . В общем, интересная у человека была жизнь. Моряк достаточно опытный, штурман… ну, так себе, но вдвоем справятся. Именно так подумал Верховцев и на том успокоился. Тем более что как раз здешние воды штурман знал едва не с малолетства.
80
Именно так. Британцы торговать наркотиками не гнушались. Есть информация, что и сейчас имеют к этому отношение. И капитал королевской семьи заработан в том числе на торговле смертью.
Да и новый командир абордажной партии на поверку оказался вполне нормальным человеком. На борт прибыл трезвым и в походе не пил. Вообще не пил. Как чуть позже он признался, вино ему особого удовольствия не доставляет, а потому, когда есть, чем заняться, к бутылке и не тянет. Занятий же ему хватало – матросов во владении оружием он тренировал ежедневно и со всем рвением, что радовало в том числе и Верховцева. Просто потому уже, что, когда матросы постоянно заняты, в их головах дурных мыслей не возникает, да и время летит куда быстрее. Плюс шансы выжить в бою неуклонно повышаются, так что капитан и сам принимал участие в тренировках, когда на это было время, которого, увы, вечно не хватало – обязанности командира занимали его неотрывно, хотя… Конечно, с накоплением опыта служба постепенно становилась легче.
К Верховцеву новый офицер относился вначале с определенной настороженностью, однако, убедившись, что тот не держит зла за проигранную дуэль, понемногу освоился. Тем более что Александр в той ситуации и впрямь был неправ и признавал это. Словом, постепенно общение вошло в спокойное русло, да и Верховцев понял, что с Куропаткиным ему повезло. Или, скорее уж, Бойль хорошо разбирался в людях и понимал, что нужно молодому офицеру в этом походе. Во-первых, штабс-капитан действительно оказался специалистом в своем деле. Отменно владея любым оружием, он умел, а главное, любил обучать военному делу других. А во-вторых, он был совершенно нечванлив. Как он потом, уже поняв, что на корабле никто не станет насмехаться или еще каким-то образом пытаться его унизить, рассказал, и на Алену-то он рыкнул не из-за ее происхождения. Не положено женщинам лезть в мужские дела – вот и осадил, а что громко получилось – так хмель гулял в голове. А так он даже на простых матросов лишний раз не рычал, и объяснение тому нашлось простое.
Как выяснилось достаточно быстро, род Куропаткиных был из молодых. Его основатель, дед нынешнего дуэлянта, был из суворовских солдат. Лучший полководец
К слову, отсюда же шло и военное мастерство. Дед щедро поделился с внуком своим богатым опытом, не ограничивающимся офицерской шпагой. Все же ружье со штыком, которое, собственно, и вывело его в офицеры, было ему даже привычнее. И вот сейчас его непутевый внук уже сам передавал накопленный поколениями опыт другим. Одуревший в Архангельске от безделья и скуки офицер почувствовал себя востребованным и нужным, и с головой окунулся в родную стихию.
81
Суворов и вправду мало внимания уделял происхождению, больше интересуясь достоинствами своих подчиненных. И выслуживших офицерские чины солдат при нем хватало. История про эполет генерала Массена считается хрестоматийной, но она далеко не единична. Но, стоит признать, в тот период храбрость и ум давали возможность подняться по социальной лестнице не только у него. Военная служба оставалась в непрерывно сражающейся Российской империи наиболее действенным социальным лифтом, позволяющим выходцу из низов, вчерашнему крепостному, выслужить дворянство. Правда, шансов погибнуть было куда больше.
Увы, командирам «Эвридики» и «Архангельска» повезло в этом плане заметно меньше. Там командирами абордажных партий стали унтер-офицеры из гарнизона. Бойль подобрал лучших, но все равно и опыт, и мастерство у них оказались не столь богатые. Да и, чего уж там, служебного рвения тоже, по сравнению с Куропаткиным, не хватало. А потому и прогресс выглядел не столь заметно.
Хотя, как ни странно, и своя специфика появилась – на «Архангельске», где и командир, и часть матросов были испанцами, русские моряки на диво быстро обучились искусству ножевого боя. Уж в чем, в чем, а в этом испанцы всегда были мастерами. Те, кто служил под командованием Матвеева, по подготовке несколько отставали, но интенсивность занятий там тоже была серьезная, а потому можно было надеяться, что у противника, когда придет время боя, солдаты будут подготовлены хуже. Словом, эскадра готовилась к действиям в пиратском стиле со всей серьезностью.
Но, как ни странно, первым их действием оказалось не пиратство, а, скорее, борьба с ним. Хотя насколько это можно было назвать пиратством в полной мере, сказать было сложно. Александр не считал себя хоть сколько-то хорошим специалистом по международному праву и затруднялся квалифицировать происходящее. Да и, к слову, не собирался этим заниматься – когда говорят пушки, музы молчат, а адвокаты разбегаются.
Случилось это на одиннадцатый день их похода. Шторм, разразившийся накануне с утра, был коротким и не слишком сильным. Такая предтеча осенней непогоды. Но, пускай шторм и был небольшим, он порядком раскидал корабли эскадры. И если боевые корабли имели экипажи не только достаточно опытные, но и сплаванные в предыдущих, хотя бы даже и коротких походах, то «Санта-Изабель», укомплектованная наново, оказалась в неутешительной ситуации. К вечеру, когда шторм закончился, выяснилось, что ударная мощь эскадры сохранилась, все три корабля были на расстоянии прямой видимости, а вот грузовое судно исчезло.
На этот случай предусмотрена была точка рандеву [82] . Предусматривать ситуацию, когда корабли разошлись, в шторм ли, в туман или просто ночью – азбука, никто особо не волновался. Однако уже на следующее утро началось веселье, поскольку гром орудий, донесшийся из-за горизонта, сам по себе не располагал к спокойствию. А то, что источник его подозрительно совпадал с курсом, которым должна была следовать «Санта-Изабель», наводил на неприятные размышления. Один за другим одевшись парусами, русские корабли рванулись вперед. И легкий, но постепенно густеющий дым поднялся над трубой «Миранды». На шлюпе начинали разводить пары.
82
Место сбора.
Александр, стоя на мостике, пытался на звук определить, что происходит. Гребешков, поднявшийся к нему от своих орудий, делал примерно то же самое, и выводы у него родились чуть раньше. Тем не менее у обоих офицеров они совпадали – морским сражением тут не пахнет.
Не было практически сливающегося рокота бортовых залпов. Выстрелы звучали одиночные, да и не слишком частые. Весьма похоже, кто-то вел огонь больше для острастки, чем желая потопить своего противника. А спустя час их выкладки получили подтверждение. Не очень, стоит признать, радостное.