Корсары по крови
Шрифт:
Конечно, на самом деле Тэйкеху выразился пространнее, но смысл был примерно таковым.
— Этот говор странно похож на устаревшее наречие, именно так разговаривали старики в моём посёлке в Норвегии, — шепнул Бьорн мне и Хэнсону.
— Я рад, что нам не понадобится переводчик! — весело ответил Том и добавил: — Кто ищет, тот находит!
— Бьорн, раз уж тебе это наречие знакомо больше, чем нам, объясни ему, кто мы и откуда, и спроси, куда мы попали, чей это остров, — попросил я. Нам долго пришлось ждать окончания приветственной речи, и теперь было необходимо что-то ответить.
Пока Бьорн, запинаясь, проговаривал фразы на старинном наречии, невозмутимое лицо жреца постепенно утрачивало свою неподвижность и несколько раз сменило выражение. Целая гамма чувств, от удивления и радости до восхищения и благоговения, появилась на нём.
— Этот остров принадлежит нам, — отвечал жрец. — Здесь редко бывают чужие люди, боги стараются принуждать чужаков обходить его стороной, но иногда и мы принимаем гостей. Нашу землю мы называем Спящий Дракон. Раньше, в заветах, оставленных предками, она звалась иначе. Глаз, Видящий Море.
— То море, что за проходом? — оглянувшись на просматривающиеся в узком проходе океанские волны, спросил я по-английски, и наш толмач передал мой вопрос индейцу.
— Да! Паруса на горизонте мы видим часто, но к острову просто так не подойти из-за бурунов и переменных течений, — переводил мне ответ наш добрый Бьорн, ведающий толк в старонорвежском. — Широкая полоса рифов, водовороты и коварный прибой не позволяют свободно передвигаться. Только местные жители, хорошие моряки и лоцманы, знают единственный путь… Нашим кораблям, сэр, только благодаря шторму каким-то чудом удалось преодолеть естественные преграды и войти в бухту. Эти люди живут здесь очень уединённо и верят, что наше появление… э-э… это знак свыше. Если я правильно понял, сэр.
— Но почему вы зовёте свой остров Спящим Драконом? — спросил я. И добавил, уточнив у Бьорна: — Ты правильно перевёл? Дракон?
Я, конечно, и сам знал, что слово «дрэг» означает именно дракона, но уж больно чудно его выговаривал жрец — «дреейхкаа», — и я на всякий случай справился у норвежца.
Бьорн заверил меня, что ошибка маловероятна. Примерно так же смягчали и тянули это слово древние старики в его родном северном краю.
В тот, самый первый день мы ещё не знали, разумеется, что жрец многое недоговаривал. И это неудивительно.
Кем мы были для обитателей Спящего Дракона в тот первый день прибытия? Такими же, по сути, как и все предыдущие, гости поневоле, непредсказуемыми незнакомцами. Вполне возможно, опасными.
Хотя у нас имелось решительное отличие. Из череды прошлых, в различной степени угрожавших благополучию островитян столкновений с посланцами внешнего мира наших людей тотчас выделил непреложный факт.
Многие из нас понимали язык туземцев, и более того, кто-то из нас мог даже разговаривать на наречии, подобном их языку. Хотя до полного взаимопонимания, установившегося позднее, в день первой встречи было ещё далеко, более чем далеко…
— Однако эти люди весьма напоминают европейцев своим внешним видом, — заметил я по-английски. — Том, мы здесь явно далеко не первые гости из-за моря.
— О чём я и говорил, — улыбнулся Хэнсон, всем своим видом излучая довольство.
Позднее мы, конечно, узнали, что английский, а также французский и испанский некоторые из островитян немного понимали. Всё же прошлых невольных гостей не всех до единого приходилось умерщвлять. Кое-кто из них вливался в племя и оставлял после себя память, какое-то наследие, отражавшееся в языке и повседневных обычаях. Дополняя главное наследие, давным-давно оставленное пришельцами с севера. Но об этом давнем судьбоносном влиянии мы тоже узнали не сразу…
— Бьорн, спроси его, давно ли здесь бывали гости, подобные нам, — попросил я нашего рулевого, и тот перевёл мой вопрос на старонорвежский. Я улавливал смысл многих слов и с грехом пополам понимал, что говорил жрец, но попытаться выговорить эти слова вслух не отважился бы.
Жрец ответил нам. На сей раз, и это позже подтвердилось, Тэйкеху не лукавил. Точнее, просто кое о чём умолчал до поры до времени, но в первый же день сообщил нам, что в племени из поколения в поколение передавалась легенда.
Она гласила, что на этом острове жили люди, которые верили, что мир оканчивается у горизонта. И тогда же по морю плавали посланцы богов, которые ведали истину, что мир продолжается там, за гранью, где купол небес соприкасается с водной равниной. Они бороздили неведомые волны, необозримый морской простор, вдали от родных берегов. И однажды нашли этот уединённый остров и высадились на него, чудом отыскав проход в бухту. Это и были предки нынешних обитателей острова. Сойдя на берег, посланцы богов смешались с островитянами и остались жить вместе с людьми. Потомки смешения тех посланцев с островитянами хранят великое сокровище, которое им оставили предки, передавая из поколения в поколение…
— Мы счастливы, что боги вспомнили о нас и вновь отправили своих посланцев, ведающих наш язык, имеющих такой же знакомый облик! — заключил жрец свой рассказ. — Завтра устроим праздник в вашу честь. Мы хотим достойно приветствовать вас и передать сокровище, поэтому необходимо подготовиться.
Я спрашивал островитянина о том, не доводилось ли кому-то из моряков оказываться на острове раньше нас и поневоле смешиваться с местным населением, а Тэйкеху воспринял мой вопрос буквально и поведал о людях, действительно подобных нам. В прямом смысле подобных. О тех, кто изъяснялся на скандинавских наречиях… Я не совсем понял суть легенды, возможно, Бьорн допустил огрехи при переводе. Но в любом случае наше прибытие для островитян явно не было чем-то обыкновенным. Мы для них выглядели долгожданными, не такими непрошеными, как другие пришлые.
Оставалось ждать и выяснять, чем это нам грозит или, наоборот, чем выгодно. И надеяться, что позднее удастся вызнать подробности о мореплавателях, подобных нам, которым некогда довелось «раздвинуть горизонты» островитян…
— Бьорн, скажи, что мы с благодарностью принимаем приглашение, но сейчас нам должно вернуться на борт и позаботиться о людях и кораблях.
Налетевший ветер наполнил воздух благоуханием цветов и неведомыми ароматами. Нас не задерживали, не уговаривали и не принуждали остаться. Лучше любого другого сторожа выход охраняло незнание безопасного фарватера между скалами.