Корсары Южных морей (сборник)
Шрифт:
– Допьяна!
– Фи карячи щелофек.
– Горячий, как лава, сынок! Думаю, ты можешь мне помочь.
– Я? Как?
– Ты несешь караульную службу при Оксфорд-мэншн, так?
– Та, папаша.
– Съешь-ка еще колбаску и выпей вина.
– А мошет, пифа?
– Моряки пьют только бордо и джин.
– Прозит! Карашо, карашо!
– Хозяин, тащи-ка сюда ту бутылку джина, что твой отец купил сто лет назад! – Раскурив трубку, боцман продолжил: – Сынок, ты видел когда-нибудь женщин в особняке?
– Та, тфух.
– Красивых?
– Тефушка
– А вторая?
– Та тоже молотая.
Каменная Башка испустил из бочкообразной груди тяжкий вздох, больше похожий на шум кузнечных мехов, и прижал руки к сердцу.
– Ах, любовь, любовь!.. – патетически воскликнул он. – Вот уже десять месяцев, как я ищу ее по всему свету.
– Кого, папаша?
– Я души не чаю в одной из этих девиц.
– Фи флюблен ф нефесту маркиз?
– Бог с тобой! Простому моряку не пристало иметь такие желания. Разве я смею метить так высоко? Я люблю вторую.
– Камеристка?
– Ее, сердешную, – сознался Каменная Башка. – Уж как я ее, голубушку, обожаю! Прямо спасу нет. Сердце так и рвется на части! Понимаешь ли, какая штука, нас, моряков, наши суженые видят редко, ведь мы вечно пропадаем в море.
– Карашо! Карашо!
– Да уж, просто превосходно! – расхохотался боцман. – Пей, сынок, и протри глаза.
– Я слушать, папаша!
– Говорю тебе, весь иссох прямо от любви к этой самой камеристке. Знаешь ее?
– Та.
– Чудо как хороша, правда?
– Немношко старофат.
– Дьявол, так и я не молод!
– Протолшай, отец.
– Ну да… Отец наш небесный, – проворчал бретонец. – Еще немного, и этот лютеранин прочитает мне Pater noster [2] . Бордо и не то с людьми творит. – В третий раз раскурив свою трубку, боцман продолжал: – Так ты, стало быть, сынок, состоишь при особняке?
– Ja.
– Послушай, мне страсть как охота повидать мою милую. Можешь это устроить?
– Я профести тепя в осопняк.
2
«Отче наш» (лат.).
– Что, правда?
– Шестно слофо, папаша!
– Тогда протри глаза и слушай, сынок. А ты, хозяин, принеси нам еще четыре бутылки чего-нибудь покрепче твоего бордо.
– Может, виски?
– Сойдет.
11. Бретонец покоряет камеристку
Каменная Башка хладнокровно набил табаком трубку, разжег ее, раз двадцать ударив по огниву, выпустил пару колечек дыма и повел задушевный рассказ:
– Я повстречал ее во Франции, в одном портовом городке. Как только я увидел эту красотку с волосами цвета льна…
– Папаша, у этой шерный фолос, – возразил солдат.
– Твоя правда. Беспамятный я дурак! Совсем потерял разум на старости от любви. Так вот, я присох к ней душой и сердцем, как это случается только с моряками. А потом мы снова повстречались с моей
– Фшера фешером, папаша.
– Счастливец! Как я завидую тебе! С нашей последней встречи минуло три года…
– Карашо, папаша. Ты шелаешь ее фитеть?
– Безумно, просто безумно, сынок.
– Ошень просто. Ее каспаша шифет наверху в пашне. Фнису только отин щасовой. Сеготня ошереть моего прата Фольфа, и мы спокойно итти.
– Ушам своим не верю! Да за такую божескую милость с меня еще один завтрак для вас с братом!
– И ты платить, папаша.
– Уж не сомневайся! – с пылом истинного влюбленного пообещал Каменная Башка, а себе под нос пробормотал: – Да эта немчура за пенс удавится! Воображаю, на что он пойдет за фунт! – И, выпустив подряд пять колечек дыма, торжествующий бретонец уточнил: – Так в котором часу, говоришь, можно проникнуть в особняк?
– Щасофой сменяется в тефять, – отвечал солдат. – Ты фхотить со мной.
– Ветер уже звенит в трубах, – хохотнул боцман. – Где мне тебя найти?
– Под стенами пашни.
– В девять?
– Ja, ja!
– Подумать только! Увидеть ее, мою душеньку! После стольких лет! – всхлипнул Каменная Башка, смахивая несуществующую слезу. – Этим вечером я стану самым счастливым человеком на свете. И этим счастьем я обязан тебе, сынок.
– Та, отец?
– Сегодня я буду на седьмом небе и без патера. – Запустив руку за широкий пояс из красного шелка, боцман с великой важностью положил перед ошеломленным солдатом две сверкающие монеты. – В моих краях, – произнес притворно растроганный бретонец, – принято давать на табачок сыновьям, отправляющимся на войну. Возьми и спрячь, не нужно благодарностей.
– Ошень щетрый папаша.
– Не стоит благодарить! Ты мне теперь как сын. Если станет туго с табачком, обращайся.
– Спасипо, папаша.
– Сказал же, не благодари. В девять встречаемся возле Оксфорд-мэншн.
– Я штать там.
– Если вдруг увидишь камеристку светловолосой мисс, скажи ей, что я томлюсь от страсти.
– Та, отец.
– А теперь тебе пора доставить сальные свечи своим товарищам. Им тоже не помешает наваристая похлебка.
– Я пошель, отец.
Выпив еще стакан на дорожку, солдат, который покачивался на нетвердых ногах, встал и улыбнулся щедрому «папаше», а затем пошел прочь, позвякивая двумя монетами, зажатыми в руке.
– Чтоб тебе лопнуть, шельма! – пробормотал бретонец. – Ты мне больше чем в луидор обошелся. – Пересев за стол баронета и Малыша Флокко, он осведомился, не без самодовольства: – Ну как я вам понравился, капитан?
– Второго такого пролазу и лицедея, как ты, во всей Бретани не сыщешь! – расхохотался сэр Уильям.
– Жулики из Иль-де-Ба будут похитрей итальянцев из Апулии, – высказался Малыш Флокко. – Я в это никогда не верил, но, похоже, так оно и есть.
– Думаешь? – надул щеки бретонец.