Корсары. Легенда о Черном Капитане
Шрифт:
Затем приглашающе поманил Тернера в капитанскую каюту.
Каюта, была невелика, в ней помещались лишь стол под квадратным иллюминатором, койка в подобии алькова, пара табуретов и… И все. Обычная каюта не блещущих удобствами и большим количеством места небольших парусников. Над головой болталась позеленевшая медная лампа с неважно вычищенными стеклами.
Боцман отодвинул ящик стола, и Питер увидел аккуратно уложенные в коробку изнутри обитую сукном квадрант и ноктурлябию [2] . Там же лежал толстый разбухший том судового журнала.
2
Ноктурлябия – прибор до изобретения хронометров использовавшийся при вычислении долготы. Состоял из нескольких металлических или деревянных дисков, скрепленных в центре так, что они могли поворачиваться относительно друг друга и рычага, также закрепленном в центре кругов. Благодаря ноктурулябии навигатор мог определить точное время ночью, если только были видны звезды.
– Вот, – как – то виновато улыбнулся он. Вся капитанская снасть которая извиняюсь есть. Старый Марло когда уходил свое забрал с собой – то что на свои деньги куплено. А это было прежним хозяином выдано – он так и сказал – мол мне чужого не надо.
И зачем-то добавил:
– Вы уж не взыщите, мистер Блейк.
– Скажите, мистер Билл, – вы боцман, хоть корабль и не сильно большой – а ведь годов вам не так много, – осведомился Питер, встав и измерив каюту шагами – вышло что от иллюминатора до двери восемь шагов а от стены до стены – семь.
Как так вышло?
– Да вот, вышло так, – Тернер явно встревожился, видать опасаясь как бы новый капитан не решил поискать себе другого боцмана – посолиднее да постарше.
В позапрошлом году в Ля-Валлете от нас почти треть команды дезертировала – мальтийцы людей в поход на турок набирали – а там и добыча, и жалование побольше обещали… Ну и ушел народ и прежний боцман с ними. Вот мистер Марло меня и назначил. С тех пор и состою боцманом, – с достоинством пояснил он. Но вообще-то я в морях с двенадцати лет – в Новую Англию ходил, в Индию… Полтора года на королевском фрегате лямку тянул – на «Медузе. Тоже школа хорошая. Хоть и линьками учат – но кто захочет, тот и там не пропадет. Ну а уж потом на «Дублон» попал…
– А с военного флота почему ушел? – осведомился с некоторым подозрением Питер. Иметь дело с дезертирами каких много плодил флот Ее Величества особого желания у него не было – закрыть глаза если какой матрос когда-то сбежал из-под «Юнион Джека» – это одно, а вот столь важное лицо как боцман – совсем другое.
– Так списали меня на берег, – пояснил Тернер. Мы как раз в Кале пришли – а тут на борту тиф. Ну и меня скрутило. Ну стали под желтый флаг, всех болящих к монахам местным свезли – ну а потом ушли в Англию. Ну из нас полутора десятков только один я и выжил… Так что ни в каких списках не числюсь, не извольте беспокоиться.
– Ну ладно, мистер Тернер, – буркнул задетый почему-то за живое этой историей Питер.
(Хотя умом понимал что, пожалуй, безвестный джентльмен и офицер – капитан «Медузы» был пожалуй прав – ибо тиф и прочие лихорадки на борту иногда убивали экипажи целиком). А скажите-ка вы мне – жалование команде выплачено полностью?
– Ну да, – кивнул боцман. Мистер Марло уходя сполна рассчитался – правда в судовой казне денег немного прямо скажем осталось…
– Ну не беда – бросил Питер, широко улыбнувшись, и вытащил кошель. Вот тут почти два фунта мелкими деньгами. Сегодня когда отсутствующие вернутся на борт, вы мистер Тернер соберете всю – всю команду и поведете ее в какой-нибудь кабак – пить за мое здоровье. Понятно? На борту не должно остаться никого – потому как сегодня вечером у меня будет важный разговор с господами арматорами – и он совсем не для чужих ушей! Погуляйте хорошо – ну а если пара-тройка шиллингов у вас останется – отчет спрашивать не буду. Все!
Когда этим утром Питер открыл глаза, за окном опять шел дождь. Вздохнув, он сбросил с себя плотное шерстяное одеяло. К утру похолодало, и свежий весенний воздух подействовал на Питера бодряще. Не отрывая голову от подушки, он смотрел на невысокие дубы за окном; деревья раскачивались на ветру, и их ветви клонились к западу.
– Проклятие… – пробормотал Питер. Он видел во сне прекрасную девушку, залитую серебристым лунным светом. Девушку с длинными золотистыми волосами. Девушку с мечом на поясе и в так соблазнительно обтягивающей юную грудь батистовой рубахе навыпуск, поверх узких штанов заправленных в ботфорты…
Устроившись в постели поудобнее, Питер закрыл глаза и попытался уснуть. Однако это не удалось. Снизу доносился шум – обычное утро гостиницы «Слон». Вот раздался раскатистый смех хозяина, вот звякнули ведра… Питер уловил запах съестного, возможно, рыбы и горячего хлеба. Питер почувствовал голод.
Но думал он вовсе не о завтраке. Ему не давал покоя странный сон… Питер открыл глаза быстро оделся и, бросив взгляд на смятую постель, направился к узкой и крутой лестнице.
Внизу была обширная комната провонявшая табачным дымом и элем, да пышущая здоровьем девица – недавно принятая на работу служанка Глори. Она с улыбкой подошла к нему:
– Вам завтрак, капитан?
Питер уселся за столик рядом с камином и протянул к огню руки.
– Да. И большую кружку крепкого сидра, если у вас есть.
Девица сначала принесла сидр. По укоренившейся морской привычке Питер залпом осушил кружку. Пламя камина согрело его тело, а сидр – пустой желудок. Но Питер не оценил должным образом напиток, он почти не притронулся к завтраку, состоявшему из соленой рыбы, вареных яиц, горячего хлеба и фасоли…
Поднявшись из-за стола, Питер решил прогуляться. Ему хотелось поскорее выбраться на свежий воздух. Уже стоя, он выпил вторую кружку сидра и заел хлебом. Затем, надев треуголку, с угрюмым видом направился к двери. Служанка смотрела на него с восхищением, ибо капитан действительно был великолепен: под серым плащом тонкого сукна виднелся малиновый камзол, расшитый золотой нитью; бриджи и шелковые чулки, а высокие ботинки с квадратными носками сверкали чистотой. Девице оставалось лишь надеяться, что капитан еще задержится в «Слоне» и, возможно, обратит на нее внимание. Но Питер не подал виду, что заметил взгляд девицы…
Хотя – пожалуй он вполне имеет теперь право затащить в постель хорошенькую служаночку – наверняка ведь не откажет.
Еще пять дней назад он бы даже об этом не подумал – ибо у него была Джемма. Джемма Джеммисон, старшая дочь почтенной вдовы Мэри Джемиссон, торгующей тканями в Ист-Энде, и капитана Мартина Джемиссона, погибшего в плену у алжирских корсаров, не дождавшись выкупа.
Именно пять дней назад он на очередном свидании в церкви сообщил Джемме что намерен просить у матери ее руки.
И услышал в ответ что матушка запрещает ей не только даже думать о браке с моряком, пусть тот был бы сам лорд-адмирал, но даже видеться с Питером.
– Но… почему? – только и смог спросить он. Только из-за того, что я моряк? Но ведь и муж твоей матушки и твой отец…
Именно поэтому, – сообщила Джемма, смахнув слезу. Мой отец… они с мамой очень любили друг друга. Я была маленькой девочкой, когда он погиб, но я помню, как родители относились друг к другу. Помню, как мама бывала счастлива, когда отец возвращался из плавания. Но однажды он не вернулся, и мама долго плакала… Я до сих пор помню, как разозлилась она когда я сказала что ты сам капитан…