Корсары. Легенда о Черном Капитане
Шрифт:
…Под утро Питер вышел на палубу, и его разгоряченное лицо скользким шелком одела морская сумеречная прохлада. На расстоянии полукабельтова, покачивался на волнах фрегат «Медуза» и отблеск ее фонаря кровавой струей тек под корму. На баке и юте пенителя морей безлюдно и тихо; на шкафуте темнела фигура вахтенного матроса. Он горланил старую шанти: [5]
Просят судьи: «НазовиТайну нам твоей любви!»– Судьи, я теперь одна,Месть моя была страшна…5
Шанти – матросская песня.
Он вдруг подумал что если сейчас броситься в воду с борта и проплыть до берега, то можно еще что-то изменить, переиграть в судьбе, неизбежно подступающей к нему.
Но он тут же отбросил эту мысль как нелепую и дикую! Тысяча чертей – он же капитан, и это его первый корабль! Но почему он не радуется, что тревожит его?
Или это из-за той идиотской дуэли с французом?
Он огляделся. Паруса были спущены – они стояли меж двух противолежащих якорей, или, как говорят моряки, на фертоинге. Корпус шлюпа тихо поворачивался до натяжения одной из якорных цепей, потом вздрагивал и начинал движение в обратную сторону. Питер подозвал вахтенного и велел ему завтра с рассветом собрать всех на палубе.
Завтра как можно раньше он отплывет. Уж спустившись в каюту он нашарил в кармане брошь, сорванную с д’Аяллы.
В сущности, вдруг подумал Питер, если представится случай он вернет украшение и попробует помириться с заносчивым бретером.
С этой мыслью он и лег спать на узкой койке, даже не раздеваясь – лишь стащив камзол и сапоги…
С мостика капитану Блейку был хорошо виден Порт-Ройял, в гавань которого они медленно входили. Город – столица владений английской короны в Карибском море стоял на оконечности узкой косы, вдающейся далеко в море, подобно вытянутой руке. Рейд представлял собой довольно глубокую бухту с прозрачной, как горный хрусталь, водой. Якорь устремился ко дну, распугивая многочисленные стайки рыб самой пестрой окраски. Они так и прыскали от него в разные стороны, будто осколки разлетевшегося вдребезги зеркала. Но вот, наконец, проскрежетало в клюзах последнее звено якорной цепи, и зазубренные черные лапы прочно впились в песчаное дно лагуны.
C некоторым разочарованием взирал Питер на открывавшийся вид, вспоминая восторги Тернера и рассказы других бывалых людей… Обычный портовый город каких он повидал немало – щетина мачт, которыми окаймлен причал, гул прибоя, который скоро перестаешь слышать, как тиканье стенных часов.
По большому счету мало чем не отличается от Гамбурга или Бильбао.
Доки и причалы выглядели со стороны ничуть не менее внушительными, чем портовые сооружения в Лондоне. На сотни футов вдоль берега тянулись пакгаузы и штабеля разнообразных товаров. Знакомая ему с раннего детства картина с той лишь разницей, что здесь погрузкой и разгрузкой пришвартованных у пирса судов занимались по большей части рабы. Женщины трудились наравне с мужчинами. Они точно так же таскали на плечах тяжелые мешки и ящики, перекатывали бочки или несли на головах огромные корзины.
Сразу за портом раскинулся большой город, поднимавшийся уступами по склонам пологого холма вплоть до самой вершины. Убогие деревянные хижины сплошь и рядом соседствовали с добротными белокаменными зданиями с черепичными крышами. При этом все они лепились друг к другу почти так же тесно, как пчелиные соты.
Лучшего места для стоянки кораблей не вообразить. «Дублон» бросил якорь чуть дальше, чем обычно, сразу за двумя фрегатами и бригом.
C кормы брига донеслась знакомая песня.
С квартердека раздается:«Все на брасы! В дрейф ложись!»Флаг приспущенный не вьется,Оборвалась чья-то жизнь.Как ведется меж матросов,Тело в парус завернут,Оплетут покрепче тросомИ за борт его столкнут.Ни креста, ни глади моря,Ни единого цветка.Только волны, только зориНад могилой моряка…У Питера, всегда перехватывало горло, когда песня доходила до этого места.
Вздохнув, он спустился в каюту. Да – впервые в жизни у Питера на борту корабля была своя каюта. Должность штурмана шлюпа не такая уж высокая – чтобы ему полагалось отдельное жилище – это не фрегат или тем более – линкор с галеоном.
Так что хотя каюта была невелика и низковата, но для него стала домом родным. Со временем как надеялся Питер, будут у него обширные апартаменты – в каких обитают капитаны больших кораблей в тысячу или даже полторы тонн водоизмещением – ну а пока поживем в этой – хоть она темновата и сыровата, что греха таить…
Над его головой висела масляная лампа дававшая довольно света, чтобы Питер мог заполнять судовой журнал. Глаза у него горели от усталости, он с трудом сдерживал зевки, окуная гусиное перо в чернила и глядя на лист пергамента. У каждого морехода – собственная лоция, бесценный журнал, куда записываются особенности океанов и морей, течений и побережий, гаваней и удобных мест для высадки; а также таблицы загадочных отклонений компаса, когда корабль углубляется в чуждые воды, и карты ночного неба, которое меняется с широтой. Эти знания каждый судоводитель ценой тяжкого труда и опасностей накапливает всю жизнь – и по собственным наблюдениям, и по чужим рассказам. Ибо кораблевождение – это не пошлое ремесло, как у сапожника или трубочиста. Это искусство сродни игре на арфе или скрипке – разве что вместо струн – полторы сотни тросов и снастей…
Но все же – черт возьми – плавание окончилось удачей. Он пересек океан не попав в шторм или штиль, не потеряв ни одного человека из команды и доставил ценный груз по адресу. Осталось лишь дождаться пока люди Компании заберут свое добро, получить от них коносаменты на груз, принять на борт ром или индиго – и отплыть обратно. А года через два, когда «Дублону» и впрямь придет время отправляться на корабельное кладбище… Впрочем – может он еще выкупит его и подремонтирует – кораблик-то не так плох – все ж голландская работа! И из капитанов он станет судовладельцем.
Сейчас он вернулся мыслями ко дням долгого, трехнедельного плавания через Атлантику. Хотя все время дул попутный ветер пришлось все же немало потрудиться.
Из-за того, что штурмана на борту не было, почти все дневное время и изрядную часть ночного он проводил на палубе, чаще всего в сопровождении боцмана.
Причем в конце плавания между ними состоялся довольно занятный разговор. На траверсе Бермуд боцман предупредил, что они приближаемся к водам, где сильно возрастает риск столкнуться с пиратским кораблем.