Коршун и горлица (Орел и голубка)
Шрифт:
— Абул?
Он прижал ее к себе и, когда она очутилась в его объятиях, почувствовал прилив ярости… удивительной, непонятной, очищающей. Он приподнял ее:
— Как ты могла быть такой дурой? Пытаться так глупо, так нелепо вмешаться в ход событий?
Как ты могла подумать, что понимаешь что-нибудь в моем народе? После всего того, что произошло раньше! Он почувствовал, как она задрожала от его слов. Абул понес ее со двора туда, где ждал его Юсуф с караваном мулов, с серой лошадкой, и с его вороным конем. Он сел на него, все так же прижимая ее к себе, и они выехали
Глава 22
Абул забирался все выше и выше, подальше от наезженных троп и людей — пока, наконец, не достиг намеченной цели.
Речной поток быстро струился по горному склону, образовывая на своем пути крошечные водопады и заводи. Здешняя земля не испытывала недостатка во влаге, а потому трава и мох росли на ней в изобилии, а оливковые деревья были особенно стройными и более серебристо-зелеными, чем обычно. Выше по склону виднелся вход в пещеру.
В детстве Абул много раз приезжал сюда со своим отцом, а когда ему исполнилось 13, отец оставил здесь его на целую неделю одного, чтобы, живя самостоятельно, он смог лучше узнать самого себя и, таким образом, лучше подготовиться к правлению. Все это Абул намеревался передать и Бобдилу…
Сзади Абула тащился и Юсуф. Он привязал к дереву мулов и лошадку, а затем повернулся к Абулу.
— Вернись сюда через неделю, но только в том случае, если решишь остаться со мной, — сказал ему Абул, — если нет, то я не стану тебя удерживать.
— Я вернусь, — с этими словами Юсуф повернулся и поехал обратно по горному склону.
Абул, все еще державший Сариту на руках, поставил ее на ноги. Он почувствовал, что злость его куда-то улетучилась, и ее сменила усталость после пережитого отчаяния. Сарита застонала и закачалась, и он выхватил нож и вспорол мешковину, окутывающую ее с ног до головы, так и предстала она перед ним нагой.
Он исследовал ее кожу, сначала — глазами, а потом — руками, поворачивая ее и так и этак, поднимая ее руки, не в силах поверить своим глазам, не видящим истерзанной и опаленной плоти.
Но нет, так и есть! Ее кожный покров был абсолютно цел Что бы они с ней ни делали, по крайней мере, они не терзали ее своими дьявольскими орудиями пытки Сарита, похоже, вышла из транса, охватившего ее с момента появления Абула. Наконец, она осознала, что он — не плод ее больного воображения, а реальность, осознала свою наготу, его пристальный взгляд и поежилась.
— Я такая грязная, — голос у нее был сиплым. Почему-то то, что она была грязной, показалось ей необыкновенно важным и она страшно смутилась.
— Не смотри на меня.
— Тебе надо поспать, — произнес Абул каким-то бестелесным голосом, голосом, принадлежащим скорее не человеку, а духу.
Она покачала головой.
— Нет, сначала я помоюсь, — она и в самом деле чувствовала себя так, словно была отравлена испарениями боли и ужаса. Она взялась руками за виски.
— У меня голова болит.
Абул снова взглянул на ее стянутые назад волосы, на роскошные кудри, которые попытались укротить эти ужасные люди.
Он перерезал веревку, стягивающую ее волосы, и освободил их из плена.
В ее глазах блеснули слезы облегчения.
— А теперь поспи, — попытался он убедить ее, но она отрицательно покачала головой.
— Я не могу спать такой грязной.
Абул не понял, почему она чувствует такую настоятельную нужду в омовении, но понял, что должен ей в этом помочь. Он принес мыло, полотенце, масло и стригиль и отвел ее на берег реки.
— Вода, должно быть, холоднющая, — сказал он. Раннее весеннее солнышко и вправду не успело еще, наверно, согреть воду, бегущую с пиков Сьерры-Незады.
— Неважно, — она ступила в воду и мгновенно почувствовала, что ледяной холод принес облегчение ее распухшим ногам. Окунувшись, она почти не ощутила холода как такового, так как он смягчил ее головную боль. И она принялась жадно пить воду и пила ее до тех пор, пока желудок не наполнился ею до отказа, а горло не онемело от холода.
— Выходи сейчас же, Сарита, — взволнованно скомандовал Абул, раздумывая, уж не пойти ли ему за ней в воду.
Но она сама послушно вылезла на берег.
Он намылил ей руки, волосы и все тело, а потом снова подтолкнул к воде.
— Смой это быстрее!
Почуяв в его голосе тревогу, она тут же повиновалась ему.
— Сарита! — закричал Абул, потерявший ее из виду из-за того, что она полностью погрузилась в воду. И она снова поспешила на берег. Там он растер ее досуха полотенцем, вытер ей волосы, и только потом начал смазывать ее маслом и орудовать стригилем, очищая ее кожу от грязи, и чувствуя, что в тело возвращается жизнь, Сарита послушно поднимала руки, раздвигала ноги, словом, делала все, что он просил. А когда он закончил, она глубоко вздохнула, как бы вбирая в себя вновь обретенную свежесть.
— А теперь я буду спать, — и она свернулась калачиком на мягком травяном бережке.
Абул хотел было отнести ее в пещеру, но потом решил, что на свежем воздухе даже лучше. И он накрыл ее одеялом, которое она откинула жестом капризного ребенка, и жест этот, несмотря ни на что, заставил его улыбнуться.
Он сел спиной к скале, вытянул ноги и стал смотреть на Сариту. Горный воздух был абсолютно неподвижен. В эти дни, наполненные ужасом, Абул чувствовал себя очень слабым, однако он знал, что то была слабость, которая предшествовала обновлению духа.
Солнце поднималось все выше и выше. Сарита спала спокойно — она постепенно оживала.
В середине дня он разжег костер, принес все нужное из мешков, и начал священнодействовать возле огня, но ни на секунду не упускал Сариту из поля зрения, желая увидеть первые признаки ее пробуждения.
Солнце уже падало за скалу, когда Сарита проснулась и в тот же момент села. Она огляделась вокруг — глаза ее были совершенно ясными.
— Абул?
— Я здесь, — он подошел к ней.
— А я и не думала, что снова увижу тебя во сне, — она протянула к нему руки и он поднял ее на ноги, — но, похоже, я не понимаю ничего, кроме того, что я ужасно голодна… голодна, как никогда в жизни.