Кортик. Бронзовая птица
Шрифт:
Трубя в горн, отряд прошел по. улице и остановился возле сельсовета. За ним тянулся длинный, пустой сарай. Это и был будущий клуб.
Привлекаемые звуками трубы и видом шагающего по деревне отряда, деревенские мальчишки и девчонки сбегались со всех сторон. Кто постарше, подошел ближе, малыши стояли в отдалении: засунув пальцы в рот и тараща глаза, они смотрели на пионеров, хотя видели их уже не в первый раз.
Но почему-то не было Жердяя.
— Что же вы елок для клуба не припасли? — спросил Миша.
— Пошли мы утром
— Кто — он?
— Известно… Леший.
Пионеры засмеялись.
Муха боязливо оглянулся по сторонам:
— Вы не смейтесь. Грешно смеяться.
Кит, которому на этот раз не удалось остаться на кухне, сказал:
— Дрова, хворост, грибы вы небось собираете, не боитесь.
Муха качнул головой:
— То другое дело. Тогда леший молчит, не сердится. А на клуб, видишь, не дает, не позволяет.
— И без лешего обойдемся, — сказал Миша. — Славка, беги со своим звеном за елками, а мы здесь займемся книгами.
С книгами возились долго. Одни ребята принесли прочитанные, другие побежали за книгами домой, третьи просили, чтобы им дали новые, а старые они потом отдадут. Еще дольше выбирали книги. Каждый рассматривал свою, затем ту, которую взял сосед. И, конечно, последняя нравилась больше. Книги с картинками брали охотно, а от антирелигиозных отказывались: «Мамка увидит — выбросит».
Подошли еще два мальчика. Один, толстый, мордастый, с носом кнопкой, — Сенька, сын кулака Ерофеева. Второй — шестнадцатилетний, высокий, глуповатый, — Акимка-балбес, хотя и бедняцкий сын, но верный друг и холуй Сеньки Ерофеева.
— А! — закричал Сенька. — Пионеры юные, головы чугунные, сами оловянные, черти окаянные!.. Это что? — Он вырвал у одной девочки книгу. — Опять против бога? — Потом с заискивающей и в то же время нахальной улыбкой обратился к Мише: — Дал бы и мне почитать, а?
— Дать можно. Только не эту. Эту Вера берет.
Миша хладнокровно взял из рук Сеньки книгу и возвратил ее Вере.
— Подумаешь, Верка сопливая! — хмыкнул Сенька. Потом ехидно спросил: — Что это вас так мало? Разбежались, что ли?
— В лагере остались, — ответил Миша.
— Знаем! — Сенька обернулся к Акимке-балбесу. — Разбежались кто куда. Теперь не соберете.
— А ты и рад! — укоризненно заметил Муха.
— Помалкивай, Муха! — огрызнулся на него Сенька. — Ты мне плот подавай, слышишь! Голову оторву.
— Не брал я твоего плота.
— Врешь, брал! Вместе с Жердяем и утащили. Своего нет, так чужое воруете, жулье несчастное!
Начиная кое о чем догадываться, Миша спросил:
— Что за плот?
— Плот у меня Жердяй с Мухой угнали, — сердито проговорил Сенька. — Угнали, подлюги, и не говорят куда. Жулье!
— Почему ты думаешь, что это сделали именно они?
— Кому же больше! Жердяй — вор. Брат его Кузьмина убил? Убил. Наплачется теперь в тюрьме.
— Какой
С радостным удивлением сплетника Сенька уставился на Мишу:
— А ты не знаешь?
— Ничего не знаю…
— Так ведь Николай, Жердяев брат, Кузьмина убил, — делая страшное лицо, сказал Сенька, — Кузьмина, мужика нашего одного. Из револьверта застрелил. Как же вы не знаете? Там уж вся деревня была. И доктор приезжал и милиция. Уж их в город увезли — и Кузьмина мертвого и Николая, бандита этого…
— Когда это было, где? — в страшном волнении спросил Миша.
— Утром сегодня. На Халзином лугу. Там его Николай и застрелил. И лодку куда-то запрятал. А еще активист считается! Все они, активисты, — бандиты.
— А где Жердяй?
— Кто его знает? Дома сидит. Стыдно небось людям в глаза смотреть, вот и сидит дома… А вы и не знаете ничего? Эх вы, пионеры-комсомольцы!.. Пошли, Акимка…
И они, лузгая семечки, вразвалку пошли по улице. Ошеломленный, Миша растерянно глядел им вслед. Можеть быть, Сенька все наврал?..
Но Муха печально проговорил:
— Это он верно рассказал. Николая заарестовали и в город увезли. На телеге.
Миша приказал Славке вести отряд в клуб, а сам побежал к Жердяю.
Глава 10
ЗАГАДОЧНОЕ УБИЙСТВО
Только теперь Миша обратил внимание на то, как взбудоражена деревня.
Везде стояли кучки крестьян, а возле сельпо шумела большая толпа. И по тому, как люди волновались, было очевидно, что говорят они именно об этом загадочном убийстве. А оно было загадочным. Трудно поверить в то, что Николай убил Кузьмина. Как мог этот добрый, приветливый человек убить?.. Ведь всего несколько часов назад Миша видел Николая и Кузьмина, разговаривал с ними. Они как живые стояли перед его глазами: Николай в потертой солдатской шинели без хлястика, Кузьмин в старых ботах, веслом отталкивающий лодку от берега. И это тихое утро, первые лучи солнца, свежий холодок реки, лилии меж зеленых листьев… Нет, Николай не виноват! Недоразумение, ошибка… И зачем ему было убивать Кузьмина? Миша никак не мог в это поверить. И с каким злорадством говорил Сенька Ерофеев: «Все активисты — бандиты…»
Рыбалины жили на краю деревни, в покосившейся избе под соломенной крышей. Концы тонких стропил торчали над ней крест-накрест. Два крохотных оконца падали на завалинку. Дверь из грубо сколоченных досок вела в холодные сени, где висели хомуты и уздечки, хотя ни лошади, ни даже коровы у Рыбалиных не было. Они были безлошадники, наибеднейшие крестьяне…
— Здравствуйте, — сказал Миша, входя в избу.
Мать Жердяя, Мария Ивановна, худая женщина с изможденным лицом, раздувала на загнетке огонь под черным чугунным горшком. Не разгибая спины, она обернулась на Мишин голос, тупо посмотрела на него и снова отвернулась к печке.