Корзинных дел мастер

(Сценарий типового зарубежного биографического фильма)

Холодная парижская осень. Холодный ветер гонит по Сене холодные волны, срывает с прохожих на Елисейских полях цилиндры. Сразу становится ясно, что действие

Афишная тумба. На ней полощется край объявления: «Лекция профессора Капюшона о цикличной кондоминантности». Тревожная дробь барабана. Вдалеке стреляет пушка.

Зал университета. На кафедре - Капюшон. Он во фраке, бороде и усах. Говоря, снимает и надевает пенсне, изредка протирая его обшлагами фрака, взятого напрокат за 60 су.

– Таким образом, господа, я берусь утверждать: кондоминантность по сути своей циклична!
– подводит черту оратор.

Ученый совет, который на самом деле является псевдоученым, взрывается. Бородатые и мордатые лжепрофессора свистят в два пальца и топают каблуками.

– Не верим, - кричат эти консерваторы, рутинеры и платные агенты тайной полиции.
– Бездоказательна-а! Доло-ой!

В зале завязывается потасовка между наиболее косными профессорами и прогрессивно настроенными студентами. Капюшон ломает о колено указку, рейсшину, пару стульев и выходит вон.

Мрачный идет он по улице, тяжело перенося давление атмосферы и отсталого общественного строя. Дома профессора ждет нищета и убогость: 6 бедно обставленных комнат, скудный обед всего из четырех блюд, вечно голодная прислуга, недоучившиеся дети-лодыри, в который раз беременная жена. Капюшон от отчаяния запирается в холодной мансарде, которая служит ему кабинетом и туалетом, просит принести побольше ивовых прутьев с берегов Сены. Он решил не заниматься больше наукой и плести обыкновенные корзины для продажи. Супруга профессора плачет, дети отказываются учить латынь и санскрит. Горничная Жозефина вбегает

– О, мон дье!
– рыдает служанка.
– Хозяин сошел с ума! Он сплел уже 48 корзин!

Марсель комкает газетенку, швыряет на пол:

– Утоплю горе в бургундском!
– говорит он сурово.
– Когда такие люди, как мсье, пропадают, что ж нам, беднякам, остается?

В гостиную, заваленную корзинами, входит группа передовой парижской интеллигенции. К ним навстречу выбегает заплаканная жена Капюшона.

– Уснул, - сообщает она, рыдая, - Первый раз за полгода…

За дверью слышится грохот. На пороге появляется Капюшон. Его борода, волосы и брови всклокочены.

– Друзья!
– пожимает он руки сподвижникам.
– Как прекрасно, что вы здесь! Только что во сне я увидел… Смотрите!

Сбросив со стола недорогой чайный прибор на 12 персон, профессор чертит прямо на скатерти схему цикличной кондоминантности. Все склоняются над ней.

Кабинет шефа тайной полиции. Продажные псевдопрофессора показывают главному полицейскому схему Капюшона.

– Что это?
– спрашивает тот.

– Это скандал!
– говорят лжеученые, дрожа от бессильной злобы. Шеф бледнеет.

– Арестовать!
– хрипит он.
– Заковать в цепи!

– Поздно, - отвечают ему, - Слишком поздно!..

Весна в Париже. Ледоход. По набережной в коляске едет Капюшон.

– Останови, Марсель, - говорит профессор и снимает шляпу.

– Ранняя в этом году весна, мосье, - замечает Марсель и смахивает счастливую слезинку.

– Да, скоро лето. А там, глядишь, и сбор урожая. Вот и пригодятся мои корзины!

Оба смеются. Лед на Сене ломается и трещит.

(«Литературная газета» N 32, 8 августа 1984 г.)