Кошачье кладбище (Кладбище домашних животных) (др. перевод)
Шрифт:
Он закрыл лицо руками и был удивлен, обнаружив на нем кровь. Наверно, разбил где-то нос.
— Куда подевалась эта дрянь? — пробормотал он свирепо и стал шарить вокруг, пока не наткнулся на кирку и лопату.
Через десять минут перед ним вырос валежник. Луис полез через него, постоянно оступаясь, но не упал почти до самого низа. Только он взглянул под ноги, как ветка хрустнула («не гляди вниз», предупреждал Джуд), другая ветка зажала его ногу, как тисками, и он с глухим стуком шлепнулся на землю, подталкиваемый в спину ветром.
«Черт меня возьми, если я не побывал этой ночью на двух кладбищах...
Он снова начал искать кирку и лопату и, наконец, нащупал их руками. Тут он разглядел в свете звезд окружающие его предметы. Рядом была могила Смэки. «Он был послушным», — машинально вспомнил Луис. И «Трикси, сбитый на дороге». Ветер все не стихал, и он слышал слабое «дзинь-дзинь» кусочка металла — может быть, звякала банка из-под пива, разрезанная неутешным хозяином животного и приколоченная молотком на могилу любимца, — и страх вновь вернулся к нему. Он слишком устал, чтобы заметить что-то большее, чем учащение пульса. Но это «дзинь-дзинь» из темноты гнало его домой сильнее, чем что-либо еще.
Он прошел через Кладбище домашних животных, мимо могил «Марты, нашей любимой крольчихи, что умерла 1 марта 1965» и «Ген. Паттона»; он наступил на кусок доски, обозначающий место последнего успокоения Полинезии. Металлический звук теперь был громче, и он остановился, осматриваясь. На толстой доске, поваленной на землю, болтался кусок жести, на котором Луис прочитал «Наш хомяк Ринго. 1964-65». Это он звякал беспрерывно на все Кладбище. Луис оторвал жестянку... и оцепенел; волосы его встали дыбом.
Что-то там двигалось. Что-то двигалось с другой стороны валежника.
Он услышал какой-то негромкий звук — шуршание хвойной подстилки, сухой хруст ветки, шорох в подлеске. Звук почти терялся в вое ветра среди сосен.
— Гэдж? — осторожно окликнул Луис.
Само сознание того, что он делает — стоит здесь, в темноте, и зовет своего мертвого сына, — вселило в него ужас. Он начал безостановочно, мелко дрожать, словно в лихорадке.
— Гэдж?
Звук стих.
«Нет еще; слишком рано. Не спрашивай, откуда я знаю, но это так. Это не Гэдж. Это... что-то еще».
Он внезапно вспомнил, как Элли говорила ему: «Он сказал: «Лазарь, иди вон!» потому что, если бы он просто сказал «Иди вон», то все мертвые на этом кладбище ожили бы».
На другой стороне валежника снова послышался звук. На другой стороне барьера. Почти заглушенный шумом ветра. Будто кто-то слепой, гонимый одним лишь древним инстинктом, настигал его. В его усталом мозгу всплыла чудовищная картина: гигантский крот... или нетопырь, который скорее ползет, чем летит, по подлеску.
Луис вернулся на Кладбище, не оборачиваясь больше к валежнику, который мертвенно отсвечивал в темноте. Выйдя на дорогу, он ускорил шаг, а за четверть мили до того, как дорога вышла из леса в поле за его домом, нашел в себе силы побежать.
Луис швырнул кирку с лопатой в гараж и какое-то время стоял у дороги, глядя сначала на путь, по которому он прошел, а потом в небо. Было четверть пятого утра, и он надеялся, что скоро рассветет. Солнце уже вставало над Атлантикой, но здесь, над Мэном, ночь еще держалась. Ветер продолжал завывать.
Он вошел в дом, стараясь держаться в тени, и отпер заднюю дверь. Он прошел через кухню, не зажигая свет и прошел в маленькую ванную между кухней и столовой. Здесь он нажал на кнопку выключателя, и первое, что он увидел, был Черч, сидящий на бачке и глядящий на него своими мутными желто-зелеными глазами.
— Черч, — сказал он. — Я думал, я тебя выставил.
Черч только смотрел на него с верхушки бачка. Да, перед уходом он выгнал его за дверь. Он помнил это совершенно четко. Только недавно он вставил стекло в полуподвале, надеясь, что это решит вопрос. Но кого он хотел обмануть? Если Черч хотел войти, он входил. Потому что теперь он был другим.
Но какое ему дело? Это пустяк, ему сейчас совсем не до того. Он чувствовал себя чем-то недочеловеком, ожившим зомби Джорджа Ромеро или одним из «полых людей», сбежавшим из поэмы Т.С.Элиота. «Странно, что у меня еще не отросли когти после этого Чертова болота», — подумал он, сдавленно хихикнув.
— Садовая я голова, Черч, — сказал он хриплым голосом. — Да-да, уж поверь мне.
Он расстегнул рубашку. На левом боку набухал громадный синяк. Спустив штаны, он увидел, что колено, которым он приложился о камень, раздулось, как воздушный шар. Оно уже отливало пурпуром, и он побоялся, что скоро просто не сможет согнуть ногу. Такие вот вещи могли всерьез напомнить о себе в дождливые дни на склоне его жизни.
Он протянул руку погладить Черча, чтобы почувствовать хоть какую-то поддержку, но кот спрыгнул с бачка, отошел своей шатающейся походкой и сел в другом месте. Он продолжал глядеть на Луиса пустыми желтыми глазами.
В аптечке была мазь. Луис опустил крышку унитаза, сел и смазал колено. Потом он кое-как, довольно неуклюже, проделал ту же операцию с боком.
Он вышел из туалета и прошел в комнату. Включив свет в холле, он постоял на ступеньках, тупо осматриваясь вокруг. Каким странным казалось все это! На этом месте он стоял на Рождество, когда подарил Рэчел сапфир. Он лежал в кармане его халата. Вот там он сидел, рассказывая Элли о смерти Нормы Крэндалл после сердечного приступа — он просто не мог поверить этому. В том углу стояла елка. К этому окну Элли прилепила свою бумажную индейку — ту самую, что Луис принял за футуристическую ворону. А еще раньше комната была пуста, лишь посередине лежали коробки с их вещами, приехавшими со Среднего Запада. Он вспомнил, каким ничтожным выглядел их скарб в упакованном виде — маленький вал, ограждавший их семью от чужого и враждебного мира.
Каким странным это казалось... и как ему хотелось, чтобы они никогда бы не слышали о Мэнском университете, о Ладлоу, о Джуде и Норме Крэндалл, обо всем этом.
Он в белье поднялся наверх, вошел в верхнюю ванную, взял стул и вынул из верхнего шкафчика небольшую черную сумку. Он отнес ее в спальню, сел и начал рыться в ней. Да, там были шприцы, и хирургические ножницы, и приготовленные ампулы со смертоносным содержимым в бумажной упаковке.
Это могло понадобиться.
Луис закрыл сумку и поставил ее возле кровати. Он потушил свет и лег, подложив руки под голову. Он часто лежал так здесь, отдыхая. Мысли его снова вернулись в Диснейуорлд. Он увидел себя в ослепительно белой форме, за рулем белого фургончика с ушами Мики-Мауса — скорая помощь, посетители могут быть спокойны.